Евреи и «Советский проект», том 1 «Советский проект»
Часть 2. Идея братства народов
Глава 9
Кто стремится унифицировать культуры народов
Умом Россию не понять, а другими местами больно
Виктор Шендерович
Русские антизападники много говорят о том, что Запад стремится нивелировать культуры народов. Александр Панарин, доктор философских наук, главный научный сотрудник Института философии РАН, говорит [87]: «Возник всемирно-исторический конфликт между плюрализмом мировых культур и унифицирующим натиском вестернизации». Валентин Непомнящий, писатель, председатель Пушкинской комиссии РАН, утверждает [88], что на Западе «превозносят права человека, презирают права народов, наций, культур». Ну а Россия, естественно, оказывается хранительницей культур населяющих ее народов. Академик Игорь Шафаревич так и заявляет [89]: «Эта страна не уничтожала национальной индивидуальности населявших ее народов».
Если кому-то мало приведенных выше примеров того, как «уважали» национальные культуры в СССР, приведу еще свидетельство Александра Механика, директора Института современной политики РФ [90]: «Официальная история России, а ранее СССР – это история с точки зрения «наших». В ней прославляются «наши» цари, герои, полководцы, святые. И в ней отсутствуют «не наши» герои или присутствуют только те, кто дружил с «нами». В ней хвалят Хмельницкого и ругают Мазепу, который боролся за свободу Украины. Но хвалят Дмитрия Донского, который боролся за свободу Руси… Я с детства не мог понять, как чувствуют себя татары, которых с детских книжек постоянно рисуют не иначе, как «погаными». Он задается вопросом: уважают у нас малую нацию или нет? И сам отвечает: «Скажем прямо: не уважают. Ни одну». Да что там – уважают, не уважают, Ямиль Мустафин писал [63]: «Из 200 народов, входивших в состав СССР,.. сохранилось чуть больше ста» (если быть точным, то по переписи 1926 года в СССР было 194 народа и народностей).
Тут требуется одно уточнение. Игорь Шафаревич советскую власть не жаловал, и, когда он говорит, что «эта страна не уничтожала национальной индивидуальности населявших ее народов», вероятно, имеет в виду царскую Россию. Приведу свидетельство кандидата философских наук Деньга Халидова [91]: «От шапсугов, народа, насчитывавшего несколько сотен тысяч в начале Х1Х в., к началу ХХ века осталось всего несколько тысяч. От убыхов, народа, проживавшего на Черноморском побережье от Туапсе до Сочи, не осталось в живых ни одного человека (последний убых умер в Турции). Еще один трагический итог Кавказской войны – это сотни тысяч мухаджидов (адыго-абхазов), насильно переселенных царской администрацией в Турцию». О каком уважении «национальной индивидуальности», культуры народов можно говорить, если исчезают сами народы? По-сталински сформулированный принцип «нет народа – нет проблемы» действовал в Российской империи задолго до Сталина.
Не все народы подвергались физическому уничтожению или депортации за пределы страны, использовались и более «гуманные» методы обращения с национальной индивидуальностью народов. Выше мы уже говорили о том, что «украинцы появились на свет Божий с единственной целью – воссоединения с русскими», вот и другие народы самой историей «предназначены к тому», чтобы с ними же слиться, быть ассимилированными. Данилевский говорит о финнах [92, стр. 35]: «Финское племя, населяющее Финляндию, подобно всем прочим финским племенам, рассеянным по пространству России, никогда не жило исторической жизнью». Значит, делает он вывод, им этого и не надо. А финны, видимо, не читали его книгу и через полвека после ее выхода соорудили свое государство, а потом еще отчаянно защищали его от духовных наследников славянофила.
Данилевский с гордостью говорит об уподобительной способности русского народа (стр. 467, 468 и др.), который с легкостью обращает другие народы в свою плоть и кровь, и с презрением отзывается о тех, кто этого не умеет. Вот он говорит о мадьярах и их королях [92, стр. 360]: «Что такое, например, корона Стефанов? Случайное завоевание и подчинение исконных придунайских жителей, славян, вторгнувшейся мадьярской орде, которая, хоть и приняла христианство и европейский склад и лад, не сумела, однако, или не смогла обратить чуждые ей племена в свою плоть и кровь, так же точно, как не сумели или не смогли этого сделать эллинизированные римляне Византии со вторгнувшимися в их пределы славянами или вторгнувшиеся турки с греками, болгарами и сербами – как не умели или не хотели этого сделать благородные ливонские рыцари с латышами и эстами». Это ведь не некий западный деятель или, не дай Бог, еврей клевещет на Россию, а истинный русский патриот свидетельствует: именно в России, в отличие от Запада и даже Турции, покоренные народы подвергались усиленной ассимиляции.
А Кара-Мурза знай себе долдонит [51]: «Что же касается других народов России, то их национальные интересы совпадали с интересами русского народа… Всеобщее «низовое» движение трудящихся в единое советское государство исходило не только из социальных интересов – после краха Российской империи только такое государственное устройство (СССР – И. З.) позволяло бы сохраниться народам (в «семье»)… Запад – «кладбище народов», они там растворяются в нациях». Как заметил однажды Дмитрий Ниткин, Кара-Мурза – не читатель, он писатель. Не читал он своего предшественника Данилевского, прошли мимо него и данные о том, что из почти 200 народов, вошедших в СССР, осталось чуть больше ста (см. выше).
В предыдущей главе я привел отрывок из дневниковой записи Федора Абрамова [10] о том, что он увидел в Финляндии: и тракторов у финского фермера в 10 раз больше, чем у советского колхозника, и хлеб с маслом финны не знают, куда девать. А вот писатель побывал в гостях у финского хуторянина: «Хозяйство между бедняцким и середняцким… Хозяину хутора 65 лет, а выглядит на 40. Каждый год ездит за границу. Я смотрел на этого жизнерадостного здоровяка, и мне горько было за своих людей. Да что же это такое? Доколе же? О городах и школах финских не говорю. Их у нас и через 50 лет не будет». Писалось это в 1969 году, через полвека после того, как финнам удалось вырваться из «спасительной», по словам Кара-Мурзы», российской имперской «семьи». Это их, кажется, величали в империи чухонцами? И прошли они практически через все те же войны, что и мы.
К сказанному могу добавить свидетельство Алексея Кивы [93]: «В 1940 году доход на душу населения в Финляндии был ниже, чем в Латвии, а сегодня он в 6 раз выше. Это не говоря уже о людских потерях, потерях в культуре, экологии и т. д.» Что же это выходит: стоит только народу вырваться из имперской «семьи», он во всех отношениях расцветает, угораздило латышей вновь попасть в «семью» (всего-то на 40 лет!) – снова упадок, отсталость. Отложите, господин системный аналитик, на минутку в сторону «Моральный кодекс строителя коммунизма» и Сталинскую конституцию, попытайтесь объяснить эти приземленные факты.
Относительно того, где «народы растворяются в нациях», нам может кое-что сказать сама фамилия моего оппонента. Нет, я не стану подвергать сомнению его «русскость». Но был же, пусть в десятом колене, его явно не русский предок, который подарил роду свое имя. Сколько их, ныне вполне русских людей – Карамазовых, Каракозовых, Куняевых и т. д. Это все следы той «уподобительной способности» русского народа, которой гордился Данилевский. Я не думаю, что он вполне прав, когда говорит, что этой способностью отличались только русские. Известно, например, что немцы в свое время ассимилировали ряд западнославянских племен. Но вот в ХХ веке только в России (СССР) «растворялись» десятки народов, а на Западе как раз научились сохранять этническое многообразие, как и всякое иное.
Живет в Германии – в землях Саксония и Бранденбург – маленький славянский народ, который называет себя «сербским людом». Немцы называют их «сорбами», их сейчас всего около 80 тысяч. Гитлер провозгласил их немцами, запретил все формы общественной жизни и уничтожил национальную интеллигенцию и духовенство. А ныне правительство ФРГ ежегодно выделяет значительные суммы на сохранение и развитие сорбской культуры.
Я в Германии вижу, как свободно чувствуют себя здесь турки, африканцы, вьетнамцы, да кто угодно – лишь бы у человека были легальные основания для проживания здесь. Турок в стране процента 2, но на телевидении есть турецкий канал, не говоря уже о французском и английском. В некоторых городах работает уже и русский канал, скоро, надеемся, будет и у нас (имею в виду бесплатный канал, а не «тарелки» и т.п.) В законе специально оговорено: живущие в стране иностранцы имеют право на получение информации на родном языке. Здесь не редкость смешанные семьи, и никто на них особого внимания не обращает. А в сообщениях из России то и дело читаешь: то негров избили, то азиатов. А вот в Питере в 2004 году скинхеды зверски убили 9-летнюю таджикскую девочку, в Воронеже то и дело убивают иностранных студентов.
Как-то в плавательном бассейне мне особенно бросилось в глаза разноцветье народа, и я подумал: снимать фильм, подобный «Цирку», сейчас можно здесь. Мне отношения между народами, как они сложилось за последние полвека в Европе, нравятся гораздо больше того «братства народов», которое существовало в царской России и, тем более, в Советском Союзе.
Вот и Александр Механик [90] пишет: «У ЕС нет национального лица. И никто не может сказать, что ЕС, хотя бы в перспективе станет немецким, французским или английским государством, хотя каждое из государств, входящих в него, свой национальный облик сохраняет… А вспомните дикторов любой американской телекомпании – тут и белые, и черные, и желтые. Совсем как на наших старых плакатах „Миру – мир“. И это не случайно. Это часть той «мелочной» национальной политики, которая и является настоящей политикой». «Мелочной» эту политику автор называет в том смысле, что она не провозглашает громких лозунгов, а направлена на исключение дискриминации в повседневной жизни. Итоги этой «мелочной» политики просто поражают: отношение к «цветным» в США за последние 40-50 лет, т. е. при жизни одного поколения, изменилось настолько, что теперь, случается, на дискриминацию жалуются уже белые.
Магомет Исаев привел [66] пример нормальных межнациональных отношений: «В Финляндии, где проживает всего шесть процентов шведов, тем не менее их язык также считается государственным со всеми вытекающими последствиями: от вывесок на улицах до выступлений государственных деятелей – все дублируется на второй язык». И в ненавистном моему оппоненту Израиле, где арабы составляют 15% населения, два государственных языка – иврит и арабский. Любой гражданин страны имеет право получить среднее и высшее образование на арабском. А помните, как Соломенцев возмущался, почему на Украине пишут вывески на украинском языке?
Разительные различия между двумя мирами наблюдаются не только в межнациональных, но и в межконфессиональных отношениях. В России в 1997 году под давлением Православной церкви был принят новый закон «О свободе совести», который разделил религиозные конфессии на «традиционные» и «нетрадиционные», соответственно с разными правами. Здесь подобное невозможно, ибо церковь всерьез отделена от государства. Для Германии ислам – безусловно нетрадиционная религия. Тем не менее, в стране свободно функционируют 2800 мечетей. Мало того что их посещают турки или арабы, но немало и немцев, обратившихся в ислам. Есть и такие, которые стали правоверными иудеями. И никого это здесь не волнует. Недавно в Киле была основана православная община Московской Патриархии. И это тоже никого не взволновало. Напротив, общине передали пустовавшее здание храма, причем бесплатно, с правом дальнейшего выкупа. А в России открытие каждого католического или лютеранского прихода вызывает акции протеста. О какой религиозной терпимости можно говорить, если в России и Украине православные воюют между собой.
Идет ли речь об иностранцах, живущих в западных странах, или о незападных государствах в целом, – от тех и других Запад требует одного: усвоить элементарные правила цивилизованного общежития, религию и культуру каждый может сохранять свою. Когда Японию включили в «клуб» западных государств, от нее разве требовали отказаться от ее культуры? Японцы при этом приняли правила рынка и демократии, но это пошло, в первую очередь, на пользу им самим. В Германии в отношении иностранцев даже не ставят задачу ассимиляции, только – интеграции, то есть усвоения того, без чего человек не может нормально устроиться в новом для него обществе. Сохранение культуры каждой национальной общиной поощряется.
Случаются, конечно, между общинами или отдельными лицами и государственными (муниципальными) чиновниками споры, связанные с национальными или религиозными обычаями. В 2001 году живший в Берлине российский немец (наши бывшие соотечественники, независимо от национальности, часто выделяются национальной и религиозной нетерпимостью) возмутился тем, что в его квартале арабский муэдзин будит его своими «завываниями» (звон церковных колоколов его почему-то не будил). В какие инстанции бедняга не обращался, – безрезультатно. В знак протеста он переехал из Берлина к нам в Нюрнберг, но вскоре скончался. А в Париже, где арабов особенно много, они потребовали, чтобы их женщинам разрешили сниматься на удостоверения личности и приходить на экзамены… в паранджах. Обращались в суды, устраивали демонстрации протеста, но тоже проиграли. Неважно, что в первом случае мусульмане выступали ответчиками, а во втором истцами. Важно, что в обоих случаях требования истцов были незаконными, и только поэтому первый спор решился в пользу мусульман, а во втором – против них. А главное – в том, что любой спор может быть доведен до суда и найти справедливое решение.
Кто может сказать: когда в Москве устраиваются облавы на лиц «кавказской национальности», это нарушение прав личности или национальных прав? И вы когда-нибудь слышали или читали, чтобы такое лицо или национальная община обратились в российский суд по этому поводу? Даже Рамазан Абдулатипов, не последнее лицо в московских коридорах власти, не избежал унизительных проверок. Жаловался на это в газете, обращался в органы МВД (вполне безрезультатно), а в суд не пошел.
Что «на Западе превозносят права человека, но презирают права народов, наций, культур» [88], – это не просто неправда, но еще и логический нонсенс. Права человека немыслимы без соответствующих свобод, скажем, свободы совести. Там, где нет подлинной свободы совести, нарушаются права человека, но также нарушаются права народов и культур. Реальное соблюдение прав человека автоматически означает соблюдение прав народов и культур.
Надо сказать, нас, бывших советских, в мире знают. Поэтесса Татьяна Щербина рассказывала [93а]: «На недавнем фестивале в Португалии на меня набросился поэт из Анголы (белый): «Я русских знаю, таких расистов, как вы, на свете больше нет». А мой оппонент вешает нам лапшу на уши. Якобы ему некий испанский моряк сказал [1, стр. 232]: «То, что произошло с СССР, большое горе для очень многих во всем мире, даже для тех, кто вроде бы радуется краху коммунизма». Очень интересно: люди радуются горю или горюют по поводу радости… Но цитирую «испанца» дальше: «Надеялись на вас (советских – И.З.) потому, что у вас говорилось «Человек человеку – брат». Конечно, говорилось, у нас много красивых слов говорилось…
Хотел бы еще спросить у системного аналитика: как это после 70 лет, когда святыней общества было «братство народов» и произносилось много других замечательных слов, в считанные годы все обернулось резней в Сумгаите, Фергане, Оше, Приднестровье, далее – везде? Так быстро может рухнуть только «братство», построенное на песке. «Разве не по плодам узнаем их?»…
Михаил Логинов, писавший о судьбе советских корейцев [43], отмечал: «Миллионы корейцев разбросаны по всему миру. Два миллиона их живут в Китае, полтора – в США, 700 тысяч – в Японии, 400 тысяч – в СССР. По-разному сложилась судьба корейцев в тех странах, где они поселились, но ни в одном государстве она не была такой трагической, как в Советском Союзе». Но то же самое можно сказать едва ли не о каждом народе российской (советской) империи. Многие российские немцы, когда их начало притеснять царское правительство, успели перебраться в США, в Южную Америку, и никто их нигде не преследовал. Украинцы в Канаде процветают, а на своей родной земле каких только мук и притеснений не выпало на их долю. А. Фитц приводит [29] слова лидера Форума немцев бывшей Российской империи Виктора Каспера: «Не могут немцы далее оставаться в стране, которая более напоминает им огромную камеру пыток».
И эту «тюрьму народов» (Ленин), превращенную за годы «советского проекта» в камеру пыток и огромную душегубку, мой оппонент пытается выдать за царство братства народов. Что это – скудоумие, полное отсутствие совести или циничный расчет на читателя-дебила?..
Дополнение из июня 2005 г.: еще раз о депортированных народах. С двухтомным трудом [94] одного из ведущих русских почвенников Вадима Кожинова я познакомился через год с лишним после написания данной главы. В отличие от сочинений Кара-Мурзы, которые представляют собой колоссального объема пропагандистские клюквы в чисто советском стиле, книга Кожинова – это научный труд, в котором, по крайней мере, указаны источники приводимой информации. Другое дело – выводы, которые делает из них автор, но выводы – это все же действительно «другое дело».
Вот в разделе, посвященном сталинским депортациям [94, т. 2, стр. 224-228], читаю: «Я долго считал своего рода дикостью и беспределом переселение народов в целом. Но сравнительно недавно я обсуждал эту тему с выдающимся современным политологом и публицистом С. Г. Кара-Мурзой, и неожиданно он решительно возразил мне. Сергей Георгиевич с юных лет знал от своих крымских родственников, что переселение в 1944 году татарского народа в целом воспринималось многими в самом народе как „мудрое“ и даже „счастливое“ решение (позднейшее отношение крымских татар к акции 1944 года – дело другое)… По немецким сведениям от 14 января 1945 года в вооруженных силах врага еще служили тогда 10 тысяч крымских татар… Едва ли уместно отрицать, что этот факт характеризует «ориентацию» народа в целом».
Вполне понятно, что я не согласен с «почвенническими» взглядами Кожинова, но такого я от него не ожидал. Кому доверился? Да он сам на три, на пять голов выше этого «выдающегося политолога и публициста современности», это просто несравнимые величины! Но, видно, очень уж по сердцу пришлась «информация», дающая возможность оправдать родимое государство…
Кара-Мурза повторил в отношении крымских татар ту же заведомую брехню, которую он распространяет о чеченцах (см. главу 5). Но здесь эта брехня предстает еще более наглядно. Чеченские матери и отцы радовались, по его словам, тому, что их сыновей, воевавших в горах против советских войск, не стали отлавливать и судить, а вежливо пригласили вместе со всем народом в теплушки, чтобы переселиться за тридевять земель. Но чему могли радоваться крымско-татарские матери? Если поверить тому, что в январе 1945 года 10 тысяч крымских татар воевали на стороне немцев, то они никак не могли быть переселены вместе со своими семьями. Поверим на минутку брехне: чеченских мужчин «мудрое» решение Сталина спасало от суровой кары. А кого «спасало» переселение крымских татар, если их молодые мужчины в момент выселения воевали далеко от своей родины?
О «радости» татар в связи с их выселением Кара-Мурза узнал от своих крымских родственников (интересно, они были среди выселенных или среди тех, кто занял в Крыму их место?) А о «счастье» быть выселенными чеченцев он узнал тоже от родственников?
О реальном поведении крымских татар во время войны рассказано в той же главе 5. Могу только добавить информацию, которую привела в 1996 г. киевская газета «Независимость» и повторила в 2005 г. здешняя «Русская Германия» [95]: в первые годы после депортации крымские татары потеряли 46% своего народа. Вот такое «счастье» их постигло благодаря «мудрости» и «милосердию» товарища Сталина.
Не стану приводить всю брехню и передергивания, которые Кожинов повторяет вслед за Кара-Мурзой: тут и депортация японцев в США (о реалиях которой мы тоже говорили в той же главе), и описание демографического бума крымских татар в местах выселения, и многое другое. Важно, что таким способом Кожинов смог успокоить свою совесть. Теперь он уже не считает «дикостью и беспределом» гитлеровско-сталинскую идею коллективной ответственности народов. Он пишет: «Объективно сие решение, утвержденное лично Сталиным, было не самым губительным». И еще он гневно клеймит тех, кто в депортации целых народов видит «“злодейскую“» сущность нашей страны».
Но на одном моменте я еще остановлюсь. Кожинов пишет о том, что «в 1956-1957 годах переселенные народы были „прощены“ и возвращены на их территории…Возвращение в родные места почти всех этих народов к 1957 году уже не было чревато какими-либо существенными опасностями. Реальную опасность мог представлять возврат только двух народов – тех же крымских татар и турок-месхетинцев, поскольку возвращать их надо было в пограничные зоны страны». В связи с этим мне придется привести из цитированной выше статьи [65а], чем Госкомитет обороны СССР, который возглавлял Сталин, мотивировал депортацию месхов в 1944 г.: «В целях улучшения условий охраны государственной границы…» Как замечательно совпали мнения русского почвенника Вадима Кожинова и товарища Сталина: чтобы вышвырнуть народ с родной земли, не обязательно даже обвинить (обоснованно или необоснованно) его представителей в предательстве, а просто – у империи возникла надобность…
Какая это все-таки мерзость – психология имперского человека! Ей, ненаглядной, он готов простить все: прорубание окон, прокладку мостов. Что в местах прорубки или прокладки живут народы – ну, что ж, обязаны терпеть. А теперь, оказывается, вполне можно оправдать выселение народа с его исконной земли: граница же, империи так спокойнее. Не обязательно даже придумывать предательство с его стороны. Выселить и назад не пущать! Какая мерзость…
Мне очень хотелось бы задать Кожинову такой вопрос: не следовало ли в том же 1944 г. выселить из родных мест эстонцев, латышей, литовцев, западных украинцев? Среди них точно было немало тех, кто воевал на стороне немцев, и живут они все «в пограничных зонах страны»! Сплоховал великий вождь или руки не дошли. А как было бы славно: некому было бы отделяться, и ненаглядная империя вполне могла бы сохраниться в не урезанном виде…
Но не задам я Вадиму Кожинову своих вопросов: он скончался в январе 2001 года. Жаль…
Дополнение из января 2007 года. «Русская Германия» в №3’07 перепечатала из «Комсомольской правды» отрывки из мемуаров Юрия Жданова. Есть там такой эпизод:
«По рассказам, когда в ГКО (Государственный комитет обороны) обсуждался вопрос о выселении народов, вошел опоздавший маршал Г. К. Жуков и услышал вопрос Сталина:
– Как ведут себя на фронте кабардинцы?
– Воюют, товарищ Сталин, – ответил ничего не подозревавший Жуков.
– Тогда вычеркнем.
Вычеркнули из проекта решения о выселении».
Было известно: кого надлежит расстрелять, определялось сталинскими списками. Теперь выясняется, что целые народы тоже депортировались по спискам. Подписывались эти списки им же. И какой в этом деле царил произвол, из приведенного примера тоже видно. Кабардинцам просто повезло попасть на язык товарищу Сталину, а Жуков просто не посмел ответить вождю, что в данный момент он не располагает соответствующими цифрами. Другим народам повезло меньше…