Евреи и «Советский проект», том 1 «Советский проект»

Часть 3. Русских обижают. Необходимость выстоять в холодной войне

Глава 18

В который раз – на те же грабли?

Мы стоим как бы вне времени,

всемирное воспитание человеческого

рода на нас не распространилось.

Петр Чаадаев,

Философические письма

…они с ужасом обнаружили, что старый

коммунистический дракон издох,

а на его месте резвится молодой и голодный,

быстро растущий дракончик, которого

они вскормили своими руками.

Сергей Марков,

российский политолог, 1999 г.

Самое ужасное – это то, что многие в России, как в свое время Бурбоны, «ничего не забыли и ничему не научились». Вот Геннадий Зюганов по случаю 80-летия Великого Октября заявил [129]: «Главной задачей России в обозримом будущем станет «собирание земель», возрождение на территории СССР нового союзного государства. Иного пути у нас просто нет. Или мы поэтапно, мирно, добровольно  сумеем интегрировать «постсоветское пространство» и восстановить контроль над геополитическим «сердцем мира», или нас ждет деградация и колониальное будущее». Другого будущего для страны вождь русских коммунистов не представляет: или империя, или колония. Лишились своих империй турки, австрийцы, англичане, французы, голландцы, испанцы, португальцы – и ничего, нормально живут в нормальных странах, русские – не могут. И не надо обманываться насчет «мирных» методов «собирания земель»: абзацем выше Геннадий Андреевич повествует о том, как «на добровольной равноправной основе» большевики собирали народы бывшей царской империи.

Да что там вождь коммунистов. Еще до развала Союза Анатолий Стреляный писал [104]: «Имперским остается и национальное сознание основной массы образованных русских людей демократического направления. Россия сейчас единственная и, может быть, последняя страна, где в умах людей с вузовскими дипломами и учеными степенями уживается сознательное великодержавие с сознательным свободолюбием». За истекшие с тех пор 14 лет эта мысль исчерпывающим образом подтвердилась, разве что свободолюбия стало поменьше, а великодержавия прибавилось.

В декабрьском 1998 года номере «НГ-сценариев» выступил [162] сам тогдашний главный редактор «Независимой газеты» Виталий Третьяков. Основное содержание большой статьи свелось к следующему: «восстановление единства Большой России» после 1917 года обеспечили, помимо некоторых объективных факторов, «целенаправленная умная и жесткая, а временами жестокая политика большевиков по восстановлению единства страны; наличие во главе большевистского руководства таких безусловно выдающихся политиков, как Ленин, а затем Сталин». Далее утверждается, что «объективно и сегодня база для воссоздания страны не намного или даже вовсе не хуже. Все сводится к катастрофическому дефициту умных и реально озабоченных судьбой России политиков».

Бесконечные стенания по поводу «25 миллионов оставшихся за пределами Родины соотечественников», требования «самоопределения» тех регионов, где «соотечественники» составляют большинство. Наглые территориальные притязания к Украине, Казахстану. Среди притязателей, как показано в предыдущей главе, не только одиозные личности вроде Константина Затулина, но и видный член партии «Яблоко» Михаил Юрьев, всемирно известный писатель и диссидент Александр Солженицын. Потом удивляются: с чего это бывшие «братские» республики  рвутся в НАТО? 10 октября 2003 года по ОРТ в ток-шоу Светланы Сорокиной «Основной инстинкт» с проектом создания «Либеральной империи» на территории бывшего Союза выступил Анатолий Чубайс. Как славно: тут тебе и свободолюбие (империя-то либеральная), и великодержавие.

Других народов, с их собственной жизнью, с их интересами, как бы и не существует. Бывший спикер Верховного Совета Белоруссии Семен Шарецкий жаловался [163], что Белоруссию российские политики именуют то «коридором», то «мостом». А другой белорус, Максим Мельников писал в письме в «Известия» [164], что он не хочет вновь изучать историю, героями которой будут «рубильщик окон» Петр 1, душегуб Суворов, «тишайший» царь Алексей Михайлович, в войне с которым белорусы потеряли половину населения. Даже «миротворец» Михаил Горбачев, выступая в апреле 1990 года на последнем съезде комсомола, так объяснял, почему Литву отпускать не следует: «Это – морские рубежи, к которым Россия шла веками».

Трезвые аналитики в России понимают, что никакой внешней военной угрозы России, по крайней мере, с Запада, нет. В самый разгар истерии, вызванной планами расширения НАТО на восток, Андраник Мигранян, циничный, но сведущий кремлевский политолог писал [165]: «Все аналитики как на Западе, так и в России согласны с тем, что НАТО не собирается напасть на Россию». Анатолий Адамишин, более 40 лет проработавший на высоких дипломатических постах, предупреждал [166]: «Беда, если мы вновь пойдем по проторенному пути, если нас опять захватит дух милитаризации общества, если мы загоним себя в положение осажденной крепости, начнем перераспределять скудный общественный пирог».

Но настроения осажденной крепости, милитаристский психоз в России, по сути, никогда не прекращались. Не успел еще угаснуть пыл холодной войны, а военный аналитик, генерал-майор В. Слипченко снова пугал [167]«Нашу страну есть смысл захватывать – мы по золоту ходим». Но почему именно нашу страну, а не, скажем, Саудовскую Аравию или Объединенные эмираты? Там под ногами золота (черного) тоже более чем достаточно, но их захватить неизмеримо легче, чем Россию. Ответа, естественно, вы не получите, будут какие-нибудь увертки.

Позднее Петр Белов, называющий себя «независимым экспертом», перечислив подземные богатства России, добавил к этому «новейшие научные данные» [168]: «По мере потепления климата сельхозугодья Канады и США постепенно превратятся в пустыни, а наша Сибирь – в «житницу планеты». На вопрос, кого надо сдерживать ядерным оружием России, он отвечает: «Вероятнее всего США и страны ЕС, а также Японию, Китай и тех южных соседей России, которые не обеспечены ресурсами». И не жалко ему почти все человечество оставить без сибирского хлеба…

Еще через год тот же Белов нарисовал [169] вообще апокалиптическую картину: «Скорее всего, ХХ1 век станет веком войны всех против всех, веком нулевой ценности человеческой жизни и глобальных экологических катастроф. Логично ожидать, что все это начнется новым переделом мира, на острие которого окажется Россия». Что же делать? Ответ ясен: вооружаться, вооружаться и еще раз вооружаться, в первую очередь ядерным оружием. То есть ради защиты «наших богатств» от предполагаемых захватчиков опять все эти богатства и труд народа бросить на гонку вооружений, обрекая народ на дальнейшее прозябание. Собака на сене. А сведущие люди говорят, что и сена-то осталось не так много.

Другие, понимая все же, что нынешней России противостоять всему миру будет трудновато, заняты лихорадочными поисками союзников. При этом какой только бред не предлагается. Доктор исторических наук Яков Пляйс предлагает [170] «создание оборонительного союза в рамках СНГ, способного быть противовесом НАТО». Ну, все же – доктор, все же – исторических наук, неужто надо ему объяснять: если «единый, могучий Советский Союз» пупок надорвал, силясь быть этим противовесом, то будет ли способен стать таковым предлагаемый рыхлый «союз», в который, к тому же, никто особенно и не рвется?

Александр Фоменко, представившийся политологом, считает [171] лучшим потенциальным союзником России Иран, отмечая, что он «весьма привлекателен для нас еще и идеологически». С таким идеологически близким и могучим союзником Россия уж точно одолеет всех супостатов.

Но есть в России стратеги, которые мыслят шире. Дмитрий Рогозин, ныне лидер партии «Родина», в изданной в 1996 году книге [172] со звучным названием «Русский ответ. Историко-философский очерк российской государственности» провозглашает: «Блоку промышленных стран Запада и его стратегии формирования «золотого миллиарда» человечества за счет выкачивания ресурсов из стран Азии, Африки и Латинской Америки необходимо противопоставить блок этих стран во главе с Россией». Ему вторит Анатолий Уткин, директор Центра международных исследований Института США и Канады РАН [173]: «Россия может возглавить теряющий свои позиции Юг, противостоящий «золотому миллиарду» благополучных стран индустриального Севера: заменить противостояние Восток – Запад не менее ожесточенным противодействием Север – Юг». Я бы задал обоим авторам два вопроса: готова ли Россия покупать у стран Юга те ресурсы, которые сегодня «выкачивает» из них Запад? И «ожесточенное противодействие» Северу (то есть, тому же Западу) – это то, в чем Россия ныне больше всего нуждается?  Что стратеги имеют в виду под «Югом» объясняет четверка авторов во главе с президентом Фонда региональных инициатив Александром Баженовым [174]: «В предполагаемую трансконтинентальную систему наряду с перечисленными державами (Россия, Китай, Индия) могут войти и со временем непременно войдут страны Арабского Востока, а также не обладающие собственными сырьевыми ресурсами Япония и Корея». Как в воду глядели: страны Арабского Востока уже немного входят в возглавляемую Россией «систему» – через Чечню.

Но самый грандиозный план противодействия злокозненному Западу разработал и доложил 18 февраля 1997 года в Думе ее депутат Алексей Митрофанов (цитирую по [175]). Перечислю очень коротко его основные вехи. «Для начала следует решением Государственной Думы официально, законодательно определить НАТО как враждебный России военно-политический блок». Далее:

«1. Образование военно-политического союза Германии, России и Японии, т.е. создание оси Берлин-Москва-Токио.

2. Защита этой оси с юга блоком Россия-Китай-Индия, открывающим Китаю путь территориальной экспансии на Запад через Южный Казахстан и Иран на Турцию и закрепляющим ведущую роль Индии в субрегионе полуострова Индостан.

3. Совместный с Германией и Японией «передел» сфер влияния в Европе, Юго-Восточной Азии, Африке и Латинской Америке».

В этом докладе много перлов. Приведу хотя бы еще пару: «Мы призываем японский и немецкий народы отказаться от позорящих их конституций, ограничивающих эти две великие страны в свободе внутренней и внешней политики… Нашей общей трагедией стало то, что силы всемирного заговора смогли развести наши страны и направить в 1941 году всю мощь германского вермахта не против истинного врага немецкого народа – международной финансовой олигархии, а на Советский Союз, его естественного союзника… Не будет ничего страшного, если Россия выйдет из ООН…». А «венец творения» - вот он: «Обеспечение мирного, ненасильственного, подлинно демократического, с учетом мнения всех народов нового передела мира, исходя из необходимости возврата России всех ее исконных земель». Вот ради чего немцы и японцы, китайцы и индусы будут таскать каштаны из огня…

Все это можно квалифицировать, как бредовые измышления людей, не имеющих отношения к реальной политике. Но Рогозин слывет одним из самых перспективных молодых политиков России, в Думе предыдущего созыва он возглавлял Комитет по внешней политике. А возглавляемый Уткиным Центр – учреждение того типа, которые на Западе служат для правительств «мозговыми центрами» при формировании внешней политики. И потом, разве один из самых высокопоставленных чиновников России – бывший министр иностранных дел, а затем премьер-министр Евгений Примаков – не выступал с инициативой создания антизападной оси Москва-Пекин-Дели? Конечно, все эти «инициативы» предназначены, прежде всего, для «внутреннего потребления». Но в этом и состоит их колоссальный вред: падая на сознание россиян, не успевшее до конца очиститься от страхов холодной войны, они закрепляют эти страхи. Даже тогда, когда руководство страны, само по себе достаточно косное, оказывается вынужденным делать шаги к включению страны в общемировые процессы, массовое сознание россиян оказывается к этому не готовым.

Одним из следствий нагнетания милитаристского психоза стало изменение военной доктрины России. В 1997 году был принят вариант этой доктрины, носивший, в основном, оборонительный характер. А уже в 2000 году принят явно более агрессивный ее вариант, предусматривающий, в частности, возможность применения Россией атомного оружия первой. Вновь усилилось влияние ВПК, армии и спецслужб на жизнь страны. Радуется Никита Михалков [176]: «У меня уже сейчас есть ощущение возрождения русской армии. И меня это очень радует… Это – моя опора. Для России армия была не столько средством защиты и нападения, это был образ жизни». А Георгий Давыдов, называющий себя историком философии, тот и вовсе считает [177], что «России, может быть, вовсе не нужна всеобщая компьютеризация, или сототелефонизация, или дальнейшее развитие телевидения. Традиционной цивилизации из технического прогресса безусловно нужна единственно военная техника… Россия счастлива тем, что может быть совершенно независима от остального мира». Мне просто жуть как хотелось бы узнать, как это страна, игнорирующая технический прогресс, может обеспечить должный уровень своей военной техники, а также соответствующий уровень ее обслуживания. Не дано мне этого понять – не историк я философии и даже не философ истории…

Русский философ Дмитрий Панин (солагерник Солженицына) был, как и Никита Михалков, монархистом, сторонником «правления лучших», но вот что он писал [178]: «Поражает количество жестоких, свирепых людей в несчастной истории нашей… Старая Русь была придумкой наших господ. Мы – далеко – не святой народ. Действительность нашей истории такова, что мы совершили около 300 войн». В изданной в 1996 году книге Эдварда Ожиганова «Сумерки России» [179] приводится следующее высказывание выдающегося русского социолога Питирима Сорокина: «Мы на протяжении всей истории были народом милитарным, воевавшим много, часто и в большом масштабе, Мы же на протяжении нашей истории были народом голодным, не вышедшим из полосы хронических голодовок даже в Х1Х и ХХ веках. Мудрено ли поэтому, что уровень «этатизма» или «коммунизма» у нас всегда стоял высоко». Несомненно, оба автора связывают беды России с ее непомерной милитаризацией. Вспомним и приведенное в начале данной главы свидетельство писателя В. Балязина: «Наша страна с начала ХV111 века и до сегодняшнего дня имела и имеет самую большую по численности армию в мире». Естественно, имея такую армию, Россия, как показывает Балязин, считала необходимым вмешиваться едва ли не в любой конфликт в Европе. И опять – на те же грабли?

В армии можно видеть суровую необходимость, но видеть в ней, как Михалков, «образ жизни» или вообще смысл существования страны, народа, как Давыдов, – это уже что-то болезненное и опасное, опасное для других и для собственного народа. Александр Сокуров, тоже, как и Михалков, известный кинорежиссер, говорит [180]: «Что такое национальный герой в России? Это все люди военные. Все, кто воевал, что-то отвоевывал. Мирной традиции мало. Традиции созидания практически нет. Вся гордость за национальное развитие, за национальные достижения связана с разрушениями и войнами». Точно – сколько плясок вокруг Победы 1945 года! А чем еще гордиться за все советские годы?

Говорит Александр Проханов, человек не нуждающийся в рекомендациях [181]: «С моей точки зрения, квинтэссенцией русской национальной идеи, русской национальной мечты является категория победы. Эта категория календарная, историческая, метафизическая и религиозно-мистическая. В 1945 году Россия одержала колоссальную историческую победу, сделавшую ХХ век русским веком». Десятью годами ранее Проханов побывал в США. О том, как он завидовал обеспеченной, раскрепощенной жизни американцев, будет рассказано ниже. Интересно было бы знать, связывает ли он это с тем, что у американцев несколько иная «национальная мечта».

Неизжитый милитаризм, преувеличенные страхи перед внешним миром не позволяют России сосредоточиться на своих внутренних проблемах, служат серьезным фактором, способствующим консервации ее отсталости.