Евреи и «Советский проект», том 1 «Советский проект»

Часть 8. Этапы большого пути

ЧАСТЬ 8. ЭТАПЫ БОЛЬШОГО ПУТИ

Главное направление усилий Кара-Мурзы – оправдание мерзостей советского режима, на всех его этапах. Лучшим эпиграфом к его собранию сочинений было бы изречение: «Все деяния советской власти, как бы преступны они не были, были единственно возможными на то время», а еще короче – «Иного (было) не дано». Как ни странно, это тот самый лозунг, который он ставит в вину «прорабам перестройки». То же самое, по сути,  но с «философских» позиций доказывает Кожинов. Посмотрим, как это выглядит применительно к конкретным этапам «большого пути».

Глава 35

Гражданская война

История и народ, которые породили и терпели злодеев,

обладают врожденными свойствами, готовыми снова породить злодеев.

И потому история этой страны и этого народа сделала то,

что могла сделать: самую реакционную монархию в Европе

она заменила самой реакционной диктатурой в мире.

Аркадий Белинков,

Письмо Союзу советских писателей, 1968 г.

Кара-Мурза пишет [2, том 1, стр. 259]: «Наша задача – сравнить соперничавшие в России революционные проекты и представить себе, какой из них наносил России более тяжелые травмы, измеряемые числом потерянных жизней». Он называет это число (стр. 257): «В ходе революции (и особенно гражданской войны) в России погибло очень много людей. Точно не известно, но с вескими доводами говорят о 12 миллионах человек». Кожинов называет другие цифры [94, т. 1, стр. 177]: «В целом человеческие жертвы – даже не считая умерших в условиях всеобщей разрухи малых детей – составили за 1918 – 1922 годы примерно около 20 миллионов человек». На стр. 216 он приводит другую цифру – 17 млн., а на стр. 209 – видимо, «совсем точную» – 17,9 млн. Он вполне резонно включил в число жертв Гражданской войны погибших от голода 1921-1922 годов. Отсюда, видимо, и разница в примерно 6 млн. человек между данными его и Кара-Мурзы.

Но каковы, по мнению системного аналитика, причины столь гигантских потерь? А вот (стр. 257): «Главными причинами гибели людей было лишение их средств к жизни и, как результат, голод, болезни, эпидемии, преступное насилие. Развал государства как силы, охраняющей право и порядок, выпустил на волю демона «молекулярной войны» – взаимоистребления банд, групп, соседских дворов без всякой связи с каким-то политическим проектом».

Допустим, но разве не он же доказывал, что непреходящие ценности, взращенные в русских людях общиной и православием, – это коллективизм, соборность, братство, сострадание. В статье «Либеральные ценности или Россия» [303] он пишет: «Ценности — самая потаённая, даже святая часть национальной культуры. Глупо спорить о том, лучше или хуже наши русские ценности, чем либеральные. Они наши. Они для нас прекрасны, как прекрасна для человека его любимая и любящая родная мать». Ни в коем случае, говорит он, нельзя отказываться от этих святых ценностей ради ценностей либеральных. Я спрашиваю: если эти ценности – святая, потаенная (то есть, глубинная) часть национального духа, куда они улетучились, как только развалилось государство? Какова в таком случае цена этим ценностям?

Или подтверждается мое предположение (см. главу 20): в определение «потаенный» Кара-Мурза вкладывает тот же смысл, что и Достоевский – это качество, которое спрятано глубоко-глубоко в людях? Ничего, что они сегодня (год, десятилетие, век) убивают друг друга, когда-нибудь их лучшие качества проснутся. Заметим, «потаенные» коллективисты стали убивать и грабить друг друга, как говорит автор, «без всякой связи с каким-то политическим проектом». То есть никакие евреи, масоны, агенты Запада тут были не причем.

Цифра в 17,9 млн. человек вычислена Кожиновым за вычетом естественной смертности за «отчетный период», то есть это «чистые потери» от войны, репрессий и разрухи. Для сравнения: в «ужасной бойне» Первой мировой войны все вовлеченные в нее страны, вместе взятые, потеряли убитыми 10 млн. человек (в том числе Россия – около 2 млн.). Население России на начало 1918 года (в границах будущего СССР до 1939 года) составляло 147,6 млн., и, значит, страна в 1918-1922 годах потеряла (избыточно, сверх потерь от естественной смертности) более 12% населения. А Кара-Мурза пытается нас убедить, что при осуществлении других «революционных проектов» «число потерянных жизней» могло быть еще большим. Даже не вникая ни в какие детали, скажу как Станиславский: не верю! Просто – больше некуда! Даже в «самую страшную в нашей истории» Отечественную войну 1941-1945 годов потери СССР, по официальным данным, составили 26 млн. человек, что при населении в примерно 200 млн. означает 13%.

Но обратимся все же к «деталям». Кара-Мурза пишет (стр. 256): «В конкретный исторический период палачом можно назвать политика, который по образу мыслей (не ценит жизней) и образу действий (тратит жизни) резко выделяется из ряда других реальных и наиболее сильных политиков, воплощающих альтернативные проекты. В случае Ленина мы имеем такой ряд: Керенский и П. Н, Милюков (либералы-западники), Колчак и Деникин („белые“), Савинков и Чернов (эсеры), Махно (анархисты) и Троцкий (коммунисты-космополиты)». Ну и, конечно же, он «доказывает», что «проект» Ленина позволил свести число «потерянных жизней» к минимуму.

Противопоставлять Троцкого Ленину в период Гражданской войны, как бы этого ни хотелось Кара-Мурзе, просто смешно. Махно – явно не тот масштаб, равно как и Савинков. А вот все остальные – Керенский, Милюков, Колчак, Деникин, Чернов - это все деятели противостоявшего в Гражданскую войну большевикам «проекта», а именно – «кадетско-эсеровского», или «либерально-западного». Попробуем оценить, как отличались исходные установки двух этих лагерей.

Вот как сам Кара-Мурза пишет о представителе кадетов (стр.392): «Член ЦК партии кадетов Н.А.Гредескул писал 5 июня 1906 г.: "Наша цель – исчерпать все мирные средства, во-первых, потому, что если мирный исход возможен, то мы не должны его упустить, а во-вторых, если он невозможен, то в этом надо вполне и до конца убедить народ до самого последнего мужика"». Это – ответственное отношение к революции, к применению насильственных методов.

А вот что проповедовал «сберегатель жизней»: «Диктатура есть власть, не связанная никакими законами, опирающаяся непосредственно на насилие». От вождя не отставали ближайшие соратники. Как сообщает Кожинов [94, т. 1, стр. 184], член ЦК РКП (б) и председатель Петросовета Григорий Зиновьев в сентябре 1918 года в одной из большевистских газет призывал: «Мы должны увлечь за собой девяносто миллионов из ста, населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить – их надо уничтожать». Николай Бухарин, слывший среди большевиков либералом, провозглашал (цитирую по [304]): «В революции победит тот, кто другому череп проломит» (ну, никак не думал бедолага, что ему самому его проломят). Еще он же: «Пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов… является методом выработки коммунистического человека из человеческого материала капиталистической эпохи».

Это все – их «образ мыслей», обратимся к «образу действий» этих «сберегателей жизней». Ленин в строго секретном письме членам Политбюро от 19 марта 1922 г. (в связи с попыткой верующих города Шуя не допустить грабежа церквей) писал: «Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать». Заметим: не за вину, не по причине, а «по поводу».

Кара-Мурзе известно, что в собрании сочинений вождя подобных распоряжений множество, и он пытается впечатление от них смазать (стр.265): «Серьезные историки предупреждали, что все эти выражения нельзя принимать буквально, и никто их буквально не принимал. Надо вспомнить тот объем работы, который выполнял Ленин, и понять, что у него не было времени облечь свои мысли в дипломатические выражения». Как будто дело в форме «выражений». Интересно, как можно дипломатично сформулировать распоряжение о расстреле?

О том, как выполнялось ленинское распоряжение относительно «реакционного духовенства», сообщает в своей книге [305, т. 2, стр. 200] Андрей Буровский: «Резали их последовательно, крайне жестоко и до 1922 года истребили порядка полумиллиона священников и монахов – то есть 80%, а может быть, и 90%».

Тот же Буровский описывает ситуацию в городах России после взятия большевиками власти (там же): «В Петрограде, потом и в других городах, истребляли дворян, а очень часто вместе с ними – интеллигенцию и чиновников. В ноябре 1917 года на Перинной линии, в самом сердце Санкт-Петербурга, балтийские матросы насадили на штыки двух девочек – примерно трех и пяти лет. Насадили и и довольно долго носили еще живых, страшно кричащих детей. А их маму, жену офицера («золотопогонника» – так они это называли), долго кололи штыками, резали ножами и в конце концов оставили на снегу, перерезав сухожилия на руках и ногах – чтобы не могла уползти, чтобы наверняка замерзла. Она и умерла – от потери крови, от холода, от ужаса и отчаяния». И еще он приводит свидетельство писателя Олега Волкова: «А в ранний утренний час, в пустынном парке на Крестовском острове, возле дворца, я видел, как матросы охотились на человека. Как на дичь…Человек в разорванной морской тужурке, с непокрытой головой и залитым кровью лицом, задыхаясь, бежал рывками, из последних сил».

Я должен, правда, предупредить: данные о числе уничтоженных большевиками священников и монахов, а также сцена расправы матросов с женой и детьми офицера Буровский приводит без ссылок на источники. Он весьма неразборчив в этом отношении, поэтому верить приведенным им данным полностью нельзя. А вот свидетельство Олега Волкова сомнений не вызывает. И у нас есть на этот счет еще один достойный доверия свидетель. Историк Сергей Мельгунов, высланный в 1922 году из страны, издал за рубежом книгу «Красный террор в России» [306]. Вот его рассказ о расправе с офицерами в захваченной большевиками 14 января 1918 года Евпатории: «Казни происходили на транспорте «Трувор». Жертву окружали со всех сторон вооруженные матросы, связывали веревками руки и ноги и в одном  нижнем белье укладывали на палубу, а затем отрезали уши, нос, губы, половой член, а иногда и руки и в таком виде жертву бросали в воду… Эта зверская расправа была видна с берега, там стояли родственники, дети, жены. Все это плакало, кричало, молило, но матросы только смеялись».

Посмотрим, как Кара-Мурза объясняет возникновение Гражданской войны в России (стр. 298-299): «Идеологи либеральной интеллигенции уже с революции 1905-1907 гг. все больше и больше переходили на позиции радикального противопоставления себя народу как иной, враждебной расе…В ответ на этот все более интенсивно демонстрируемый расизм „простонародье“, причем уже вооруженное и знающее свою силу, очень долго отвечало множеством разного рода примирительных жестов…В целом примирительные жесты „простонародья“ были имущими класами явно и четко отвергнуты. Это вызвало ответный социальный расизм, быстро достигший уровня ненависти и даже ярости… Вторым фундаментальным фактором, сыгравшим фатальную роль в возникновении Гражданской войны, был „наполовину европейский“ тип мышления культурного слоя России… Этот тип мышления толкнул Россию… к Гражданской войне». Но из приведенных отрывков ясно видно, что «простонародье», в данном случае – в лице «революционных матросов», начало зверские расправы с представителями «культурного слоя России» сразу после Октябрьского переворота, когда этот «слой» еще даже не успел организоваться для сопротивления. Но послушаем еще непосредственных свидетелей событий.

О Питириме Сорокине, одном из лидеров партии эсеров, социологе мирового масштаба (естественно, в 1922 году высланном из страны), Кара-Мурза говорит (стр. 269), что он «оставил очень ценные наблюдения о революции», но «почему-то» ничего из них не приводит. Часть из них под названием «Жизнь среди смерти. 1919 – 1922» была опубликована в 1991 году [307]. Сорокин жил в Петрограде и своими глазами видел происходившее в те годы в «сердце революции». Он пишет: «В результате действий Интернациональной Армии было убито огромное число демонстрантов, участников двух восстаний в одном только Петрограде в феврале 1921 года, и именно эта армия спасла коммунистическое правительство во время Кронштадского мятежа 27 февраля 1921 года… В дни коммунистического безумия эти матросы из Кронштадта совершили много преступлений. Они тоже убивали и насиловали. Правительство, пришедшее к власти в основном благодаря их поддержке, обошлось с ними безжалостно. Когда кровавое пиршество в Кронштадте завершилось, тысячи из тех, кто был «честью и гордостью» нового режима, оказались в тюрьме или были убиты. И это было сделано, несмотря на то, что правительство гарантировало свободу тем, кто сдастся добровольно».

2 мая 1921 года в Питере состоялась религиозная демонстрация. Уже знакомый нам петроградский гауляйтер Григорий Зиновьев, как пишет Сорокин, заявил: «Гидра контрреволюции опять поднимает головы. Или мы должны срубить эти головы, или это чудовище проглотит нас. Мы должны сказать, что машина Красно Террора еще существует и работает эффективно». Вскоре начались аресты, а через неделю, говорит Сорокин, мы прочли в «Правде»: «Вчера по приказу Петроградского Совета были расстреляны за участие в контрреволюционном заговоре следующие граждане: Таганцев, профессор, за организацию заговора. Госпожа Таганцева, его жена, за то, что принимала участие и за то, что не разоблачила мужа. Лазаревский, профессор, проректор Петроградского университета, за составление проекта нового закона о выборах Ухтомский, художник и ученый, за то, что представил информацию о музеях…Некоторые обвинения звучали просто: „контрреволюционер“».

А вот Мельгунов описывает расправу с астраханским пролетариатом: «Десятитысячный митинг мирно обсуждавших свое тяжелое материальное положение рабочих был оцеплен пулеметчиками матросами и гранатометчиками. После отказа рабочих разойтись был дан залп из винтовок. Затем затрещали пулеметы… Не менее двух тысяч жертв было выхвачено из рабочих рядов». Отдельная глава называется «Институт заложников». Только в связи с убийством Урицкого и ранением Ленина, по сообщению «Еженедельника ЧК» от 20 октября 1918 года, было расстреляно 500 заложников, ни в чем не повинных людей. В Крыму после разгрома Врангеля были расстреляны десятки тысяч пленных, тоже вопреки обещанию сохранить им жизнь. Часть убитых были просто мобилизованные врангелевцами жители полуострова.

Из этих свидетельств видно, что большевики зверски расправлялись не только с «культурным слоем России», но и – при малейших признаках сопротивления – с «простонародьем». Не зря, как признает Кара-Мурза (стр. 291), «В армии Колчака, например, были воинские части из ижевских и воткинских рабочих». Даже «гордость Революции», балтийские матросики, после Октября немало крови попившие из людей «культурного слоя», стоило им выразить недовольство созданной с их помощью властью, были этой властью уничтожены. Надо ли удивляться, что все, в ком живы были понятия чести и человеческого достоинства, выступили против этой зверской власти?

А Кара-Мурза знай свое твердит (стр. 520): «Историческая правда заключается в том, что из всех политических течений, которые в начале ХХ века имели шанс придти к власти в России, большевики в вопросах репрессий были наиболее умеренными…» Хорошую иллюстрацию «умеренности большевиков в вопросах репрессий» дает Вадим Кожинов. Вообще-то он – единомышленник Кара-Мурзы (они и нахваливают друг друга), но, в отличие от последнего, у Кожинова порой прорывается правдивое описание событий. Он рассказывает (со ссылками на конкретные документы) о последней фазе бунта тамбовского крестьянства (“антоновщина”). Бунт, начавшийся в августе 1920 года как протест против продразверстки, к июню 1921 года был уже почти полностью подавлен. Казалось бы, с его остатками можно бы справиться без излишних жестокостей. Но для большевиков, видно, всегда главным было «проучить так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении не смели и думать»…

Цитируем [94, т. 1, стр. 205-206]: «12 июня командующий войсками Тамбовской губернии объявил: „Остатки разбитых банд и отдельные бандиты... собираются в лесах... Для немедленной очистки лесов ПРИКАЗЫВАЮ: 1. Леса, где прячутся бандиты, очистить ядовитыми газами, точно рассчитывать, чтобы облако удушливых газов распространялось полностью по всему лесу, уничтожая все, что в нем пряталось. 2. Инспектору артиллерии немедленно подать на места потребное количество баллонов с ядовитыми газами и нужных специалистов...“» Далее Кожинов пишет: «Еще более чудовищен был второй приказ, отданный через одиннадцать дней, 23 июня 1921 года: “Опыт первого боевого участка показывает большую пригодность для быстрого очищения от бандитизма известных районов по следующему способу... По прибытии на место волость оцепляется, берутся 60 – 100 наиболее видных лиц в качестве заложников... жителям дается два часа на выдачу бандитов и оружия, а также бандитских семей... Если население бандитов и оружия не указало по истечении двухчасового срока... взятые заложники на глазах у населения расстреливаются, после чего берутся новые заложники и вторично предлагается выдать бандитов и оружие... В случае упорства проводятся новые расстрелы и т.д. Настоящее Полномочная комиссия ВЦИК приказывает принять к неуклонному исполнению”». Кожинов комментирует: «Это “и т.д. “ бесподобно!» От себя добавлю: ну, очень умеренно большевики репрессии применяли!

А какое же из течений, по мнению Кара-Мурзы, было самым репрессивным? Об этом догадаться нетрудно (стр. 520): «Из проектов универсального жизнеустройства самым беззаветным и безжалостным был, конечно, либерализм, воспринявший свою страсть от Реформации (кальвинизма) и учения о предопределенности. Отсюда и массовые сожжения "ведьм" вплоть до XVII века, и террор якобинцев, и повешение детей за мелкую кражу в лавке в Англии XIX века, и геноцид индейцев вплоть до 30-х годов нашего века, и необычная жестокость немецких фашистов, и необычная жестокость американцев во Вьетнаме». В этой фразе – весь «творческий метод» нашего аналитика. Накрошил окрошку из самых разнообразных фактов и все приписал ненавистному либерализму, даже жестокости немецких фашистов. И еще один излюбленный им прием здесь использован: сравнивать мерзости «советского проекта» с жестокостями западного мира многовековой давности. Господин аналитик (системный), неужто вам неизвестно, что цивилизованный мир за последние 200, 100 и даже 50 лет несколько изменился?

А что касается «повешения детей за мелкую кражу в Англии Х1Х века»… неужели вы не слышали, что в доме повешенного не рекомендуется говорить о веревке? Не знаю, справедлива ли ваша информация об Англии позапрошлого века, но вот упоминавшийся выше Мельгунов сообщает, что в Советской России в ХХ веке среди заложников расстреливали и детей. А во время правления лучшего друга советских детей был издан указ от 7 апреля 1935 года, по которому можно было расстреливать (и расстреливали!) детей с 12 лет [308]. С. Смирнов рассказал [309], что при раскопке захоронений на Золотой горе в Челябинской области, где в 1937 году производились  массовые расстрелы, наряду со скелетами взрослых людей находили детские скелеты, а также игрушки. Автор делает вывод: видимо, расстреливали целыми семьями…

Ну и конечно (стр. 269): «Проект Ленина был для России спасительным…„Спасительным“ проектом надо считать тот, который вызывает наименьшее сопротивление народа». Известно, подавляющее большинство населения России в то время составляли крестьяне, а Ленин и большевики, объясняет нам Кара-Мурза, сразу подобрали к ним ключик (стр. 271): «Напряженность в среде крестьянства была резко снята двумя декретами – о мире и о земле». Но почему же тогда Гражданская война продолжалась целых пять лет и унесла столько жизней? Так ведь «гунны» мешали (стр. 282): «Партия Ленина резко отличалась тем, что она открыто и даже жестоко подавляла  „гунна“…» А вот либералы и эсеры «потакали „гунну“» и тем губили страну. Позвольте, но мы же только что читали, что «большевики в вопросах репрессий были наиболее умеренными», а либералы как раз наоборот – самыми «безжалостными». Но вот, оказывается, именно большевики «жестоко подавляли». Так ведь «гунна»!

Но хватит ломать комедию. В главе 26 было показано: когда Кара-Мурза хочет показать мудрость и гуманность Ленина, он рассказывает нам, как вождь гениально угадал чаяния крестьян и пошел им навстречу, а когда ему надо продемонстрировать, как Ленин и большевики решительно подавляли бунты тех же крестьян, он обозначает их псевдонимом «гунны». Угадал вождь чаяния крестьян, издал два декрета и тем самым снял напряженность в их среде, а с «гуннами», само собой, боролся беспощадно и тем спас Россию. Как говорят в таких случаях: ловкость рук и никакого мошенства!

Вадим Кожинов, хоть и является единомышленником Кара-Мурзы, но, как показано в той же главе 26, честно признает, что крестьяне одинаково бунтовали что против белых, что против красных, и именно подавление этого «русского бунта» было основным содержанием Гражданской войны. Кожинов даже говорит [94, т. 1, стр. 177] об «относительной “незначительности” войны между Белой и Красной армиями в общей картине того времени», то есть на фоне народных восстаний против любой власти. И с этой оценкой, показывает он, были согласны Ленин и Троцкий.

Но чем же он тогда объясняет тот факт, что победили красные, а не белые? Первый названный им фактор, давший большевикам, победу – это их идеократизм, что отвечало тысячелетнему характеру русского государства. А, проще говоря, – то, что у большевиков и консервативно-черносотенной части русского общества оказались «общие враги» – либерализм и ненавистный Запад. Предательство этой части русского общества, переход его, особенно половины русского офицерства и генералитета, на сторону большевиков (см. главу 26) сыграло большую роль в победе последних. А вторым фактором, обеспечившим им победу, Кожинов называет жесткость, точнее говоря, жестокость, с которой они подавляли народные бунты и вообще любое сопротивление. Он объясняет это присутствием в рядах большевиков очень большой прослойки «чужаков», в частности евреев, которым не жаль ни русских людей, ни вообще ничего русского. Этот момент мы рассмотрим во 2-м томе, сейчас заметим только, что этот его тезис входит в противоречие с другим его утверждением – что большевики, а значит, очень во многом именно «чужаки» спасли российскую государственность.

Но что большевики проявили в Гражданской войне особую жестокость, не вызывает сомнений, и примеры тому были даны выше. Признает это и Кара-Мурза, он только говорит, что жестокость они проявляли к «гуннам». Ну, «гуннов», конечно не жалко…

Но вот что важно: действительно ли в той ситуации спасти Российское государство могли своей жесткостью и жестокостью только большевики? Для начала рассмотрим другой вопрос: а не способствовали ли они сами «гуннизации» народных масс? Надо согласиться с Кожиновым, когда он говорит, что первый толчок к анархии, особенно в армии, дали Временное правительство и Петроградский совет, в котором тогда главенствовали кадетско-эсеровские круги. Но воистину «зверские» черты этой анархии придали большевики своими лозунгами типа «Грабь награбленное!», призывами повернуть штыки против «помещиков и буржуев», превратить империалистическую войну в гражданскую, то есть братоубийственную, натравливанием солдат на «золотопогонников» – офицеров. Именно разложившиеся солдаты составили главные кадры «гуннов», и именно после Октября стали возможными описанные выше массовые расправы с офицерами и их семьями, со священнослужителями и т. п.

Да ведь и сочувствовавший большевикам «черносотенец» Никольский, как свидетельствует Кожинов (стр. 160), писал: «В активной политике они с не скудеющею энергиею занимаются самоубийственным для них разрушением России, одновременно с тем выполняя всю закладку объединительной политики по нашей, русской патриотической программе, созидая вопреки своей воле и мысли, новый фундамент для того, что сами разрушают...» В советское время ходила шутка примерно такого содержания: «Социализм – это строй, который с нескудеющей энергией преодолевает созданные им проблемы». Как видим, это замечательное качество было присуще большевистской власти с первых ее шагов.

Но идем дальше. Кожинов красочно живописует, как крестьянские массы после крушения легитимной в их глазах царской власти не хотели признавать никакой другой – ни белой, ни красной, ни даже зеленой. Но известно (и это признает Кожинов): крестьяне приняли деятельное участие в выборах в Учредительное собрание. Большевики оказались в нем в меньшинстве и потому разогнали его. Можно думать, что власть, которая была бы поставлена от Учредительного собрания, оказалась бы для крестьян достаточно легитимной и бунты бы стихли. Вспомним, в Смутное время буйства в России было побольше, чем после 1917 года, но стоило Земскому собору помазать на царство Михаила Романова (тоже ведь не «природного» царя), и буйство стало стихать.

Идем еще дальше. Раз «Диктатура есть власть, не связанная никакими законами, опирающаяся непосредственно на насилие», то большевики, как сообщает доктор исторических наук Андрей Зубов [310], сразу после захвата власти, 22 ноября 1917 года, одним указом Совета Народных комиссаров отменили все законы Российского государства. Это означает, что в стране какое-то время вообще никакие законы не действовали. Подобного, вероятно, не было нигде и никогда в истории человечества, и такого не позволила бы себе никакая другая власть в России. Понятно, что это не способствовало восстановлению порядка в стране.

Кожинов и Кара-Мурза считают Белую армию «вооруженной рукой» российских либералов, прозападных кругов. Но Кожинов пишет о том (стр. 141), что Деникин не постеснялся попенять главе Временного правительства Керенскому на развал им и его приближенными армии. Несомненно, даже самые либерально настроенные генералы понимали опасность разложения солдатской массы и готовы были противодействовать ему. Кара-Мурза пишет (стр. 266): «Проект, предполагающий построение в России государства западного типа с рыночной экономикой,.. воплощал сначала Керенский, а потом Деникин и Колчак. Были в нем и радикалы (Корнилов), так что однажды большевикам пришлось защищать умеренного Керенского…»

Когда Лавр Корнилов в конце августа 1917 года шел с войсками на Петроград, он ведь тоже имел целью подавить «гунна». Тогда большевики «защитили революцию» (читайте советские учебники по истории). А «буквально сразу после Октября», то есть через два месяца после подавления корниловского «мятежа», у них от «защиты революции» «произошел поворот к обузданию революции» и они стали «открыто и даже жестоко подавлять «гунна» (Кара-Мурза). Все верно: когда надо было создать условия для крушения предыдущей власти, любой «гунн» для раскачивания лодки годился, и потому следовало его оберечь от «контрреволюционера» Корнилова, а когда власть уже в руках, кто же станет ею с «гуннами» делиться, сами не хуже…

И принялись большевички душить «гунна», а заодно и революцию (в их учебниках это называлось «перерастанием буржуазной революции в социалистическую»). Не верите? Почитайте Кара-Мурзу. Например (стр. 279): «Когда читаешь документы того времени, дневники и наблюдения (в основном со стороны противников Ленина - его соратники дневников не вели), то возникает картина, в которую поначалу отказываешься верить. Получается, что главная заслуга советского государства, а в нем - именно Ленина, состоит в том, что оно сумело остановить, обуздать революцию и реставрировать Российское государство. Поворот к „обузданию революции“ происходит у Ленина сразу после Октября». О том же говорит Кожинов.