Евреи и «Советский проект», том 1 «Советский проект»

Часть 8. Этапы большого пути

Глава 38

Ради чего?

Пока кухарка училась управлять государством, кончилась еда.

Виктор Шендерович

Спрашиваете, почему люди бегут с корабля,

который не тонет? Смекнули, куда он их везет. 

Станислав Ежи Лец

За 74 года советской власти народ советский не имел ни одного дня нормальной, человеческой жизни. Большевики постоянно были заняты решением эпохальных задач, а такие задачи всегда требуют жертв, и народ «должен был это понимать». Первая грандиозная задача была – то ли защитить (как внушали нам раньше), то ли задушить (как объяснили нам Кара-Мурза с Кожиновым) революцию. Обошлось это стране, вместе с голодом 1921-1922 годов, в 18 миллионов жизней.

А вот что пишет системный аналитик о НЭПе [5, т. 1, стр. 464-465]: «К концу 20-х годов были решены основные задачи, которые возлагались на НЭП…Вместе с тем выявились и стали быстро нарастать новые противоречия, которые уже в 1928-29 гг. воспринимались руководством государства и партии как угрожающие…Поправив свои дела в условиях НЭПа, получив землю и стабильный правопорядок, село оказалось в большой степени самодостаточным и не имеющим внутренних стимулов для интенсивного развития…» Автор «забывает» сказать,  почему село вдруг потеряло стимулы для развития.

Виктор Листов привел [312] ответ крестьянина Омской области на анкету «Торгово-промышленной газеты» от начала 1926 года: «Урожай хлебов – средний. Однако имеются достаточные излишки пшеницы. Очень хорош урожай картофеля. Живется хорошо, но беда в том, что некуда деньги девать. Именно некуда! Хотелось бы приобрести скотинку, сделать новую пристройку, засеять больше хлеба. Нельзя… Заведи себе три лошади – значит, ты «кулак». Засей 20 десятин под хлеб – кулак! Построй новую избу – тоже кулак! Ну куда же тогда девать деньги? А звания кулака мы все боимся. Вот и тратим деньги почем зря. И покупаем «казеночку», то есть водку».

Люди боялись завести «лишнюю» лошадь, засеять дополнительно пару десятин земли, возвести постройку – сразу прослывешь кулаком. Последующие события подтвердили: не зря боялись. В итоге уже в 1925 году план хлебозаготовок был выполнен только наполовину, а в конце 1927 года в городах за хлебом вновь выстраивались огромные очереди. В 1928 году карточки на хлеб были введены в части городов, в 1929 году – во всех городах. «Поступиться принципами» советская власть, естественно, не могла. «Крайними» опять оказались крестьяне… 

Война никогда не исчезала с повестки дня советского режима. Не успела страна вздохнуть после окончания гражданской войны, как «в сентябре 1923 года вновь были значительно увеличены военные расходы: у руководства страны появилась надежда на революцию в Германии, которой оно собиралось оказать военную поддержку» [213]. Так как расходы покрывались за счет печатного станка, это внесло дезорганизацию в финансовую сферу и задержало восстановление экономики. В июле 1927 года лично Сталин вдруг заявил об угрозе войны. Поскольку заявление на этот раз было открытым, возник ажиотажный спрос на товары и был дезорганизован рынок.

Но отдельные вспышки милитаристского психоза – это было «не то». Как пишет Кара-Мурза (стр. 380), в годы НЭПа советское государство «лишилось важных факторов его легитимации – сплачивающих людей бедствий войны и уравнительного разделения тягот…» В мирных условиях «диктатура пролетариата» теряла легитимность, и большевики сознательно или инстинктивно старались всегда поддерживать в стране военный психоз. И тридцатые годы от начала до конца прошли под знаком очередной грандиозной задачи – необходимости подготовки к войне. Этим оправдывались все тяготы, которые легли на население, и все мерзости режима – оправдывались властями тогда и оправдываются Кара-Мурзой и Кожиновым сейчас.

Для повышения готовности к войне нужно было в кратчайшие сроки провести индустриализацию. Для проведения индустриализации требуются средства, а также свободная рабочая сила. Как обеспечить то и другое? Был найден «единственно верный путь» – коллективизация сельского хозяйства. Но создаваемые колхозы нужно было оснастить техникой или хотя бы тягловой силой. Где взять? Раскулачить кулаков, больше негде. И завертелась смертельная карусель 30-х годов.

Несколько миллионов самых «справных», то есть производительных крестьян попросту ограбили, отняв у них все имущество, выбросив из домов и родных мест в голую степь, а то и в тайгу. Четверть из них, как признает сам Кара-Мурза, вымерла в первые же три года. А карусель смерти пошла вертеться дальше. Итог насильственной коллективизации – страшный голод 1932-33 годов, новые миллионы погибших селян.

Но и города в эти годы жили впроголодь, а часть населения просто голодала. Смертность и здесь выросла по сравнению с периодом НЭПа. Ниткин [213] приводит таблицу, характеризующую питание рабочих крупной промышленности Москвы в первой половине 30-х годов. Приведенные цифры включают продукты, полученные через централизованное снабжение, общественное питание и купленные на рынке, то есть все продукты.

               Питание семейных рабочих г. Москвы (в среднем на одного человека за месяц в кг)

Ниткин замечает: «По этим данным питание семей фабрично-заводских рабочих в Москве в первые пятилетки было хуже питания среднего рабочего в Петербурге в 1908 г.» В большинстве других городов ситуация была еще хуже. В 1933 г. жалобы на перебои в снабжении, даже хлебом, шли потоком из Северного края, Западной, Ленинградской, Московской, Ивановской областей, Донбасса, Горьковского края, с Дальнего Востока. «Непролетарским» категориям населения – учителям, врачам, студентам – не гарантировался даже хлебный паек. В большинстве регионов крупа и сахар выдавались учителям и врачам нерегулярно: 2-3 раза в течение года по 400-500 г.

Но вот самые трудные годы позади. Кара-Мурза пишет (стр. 480): «Несмотря на множество разумных, но запоздалых постановлений, устраняющих перегибы, положение выправилось лишь в 1935 г. Начали расти сборы зерна, поголовье скота, оплата труда колхозников. С 1 января 1935 г. в городах были отменены карточки на хлеб. В 1937 г. валовой сбор зерна составил уже 97,5 млн. т.» Совсем обойтись без мухлежа он, конечно, не может: в предыдущей главе уже говорилось о том, что рекордный урожай 1937 года был единичным, в последующие годы все вернулось на круги своя. Все же в 1934 и 1935 годах снабжение хлебом городов несколько улучшилось, а главное – прекратился голод в деревне. Однако нормы потребления других продуктов, как видно по данным для Москвы, оставались на крайне низком, просто убогом уровне. Но в последние перед войной годы не удалось сберечь даже его.

Самые красноречивые свидетельства на этот счет приводит сам Кара-Мурза. Главу 12 в 1-м томе «Советской цивилизации» он полностью посвятил письмам трудящихся вождям в предвоенные годы. Кстати, это редкий случай, когда он указывает источник информации. Письма эти он позаимствовал из публикации 1996 года Е. А. Осокиной, которая разыскала их в Российском государственном архиве экономики. С какой целью их перепечатал наш аналитик, я скажу позже. К большому сожалению, я могу привести только часть этих писем и, как правило, со значительными сокращениями.

С. Абуладзе – В. М. Молотову. :

«Уважаемый Вячеслав Михайлович!

Опять чья-то преступная лапа расстроила снабжение Москвы. Снова очереди с ночи за жирами, пропал картофель, совсем нет рыбы. На рынке все есть, но тоже мало и по четверной цене. Что касается ширпотреба, то в бесконечных очередях стоят все больше неработающие люди, какие-то кремневые дяди и дворники, ранние уборщицы или незанятые. Сейчас - колхозники, которые часто складывают купленное в сундуки как валюту. Как быть служащему человеку? У нас нет времени часами стоять в очередях или платить бешеные цены на рынке. Вячеслав Михайлович! Неужели нельзя урегулировать снабжение продовольствием и ширпотребом? Просим Вас как нашего депутата содействовать ликвидации всяких махинаций и бескультурья в снабжении, ведь очереди развивают в людях самые плохие качества: зависть, злобу, грубость, и изматывают людям всю душу.

С совершенным уважением С. Абуладзе. 19 Декабря, 1939 г.»

П. С. Клементьева – И. В. Сталину.

        «Дорогой Иосиф Виссарионович!

        Я домохозяйка. В настоящее время живу в г. Нижнем-Тагиле по ул. Дзержинской д. 45 кв. 10. Имею мужа и двоих сыновей, возраст 3,5 года и 9 месяцев… Постарший сын у меня ходит в садик № 4, где хорошо поправился и хорошо развивается, а вот с меньшим Боренькой положение очень серьезное. Кормить ребенка совершенно нечем. Раньше хотя при консультации работала молочная кухня. Теперь она закрыта. Готовить не из чего. Все магазины пустые, за исключением в небольшом количестве селедка, изредка если появится колбаса, то в драку. Иногда до того давка в магазине, что выносят в бессознательности.

        Иосиф Виссарионович, что-то прямо страшное началось. Хлеба, и то, надо идти в 2 часа ночи стоять до 6 утра и получишь 2 кг ржаного а белого достать очень трудно. Я уже не говорю за людей, но скажу за себя. Я настолько уже истощала, что не знаю что будет дальше со мной. Очень стала слабая, целый день соль с хлебом и водой, а ребенок только на одной груди, молока нигде не достанешь. Если кто вынесет, то очередь не подступиться. Мясо самое нехорошее - 15 руб., получше - 24 руб. у колхозников. Вот как хочешь - так и живи. Не хватает на существование, на жизнь. Толкает уже на плохое. Тяжело смотреть на голодного ребенка. На что в столовой, и то нельзя купить обед домой, а только кушать в столовой. И то работает с перерывом - не из чего готовить. Иосиф Виссарионович, от многих матерей приходится слышать, что ребят хотят губить. Говорят затоплю печку, закрою трубу, пусть уснут и не встанут. Кормить совершенно нечем. Я тоже уже думаю об этом. Ну как выйти из такого положения уже не могу мыслить…Иосиф Виссарионович, лучше бы было по книжкам. Я бы хотя получила немного, но все бы получила, а за спекулянтами не получишь…

        Напишите мне, Иосиф Виссарионович, неужели это будет такая жизнь. Совершенно нечего кушать. Вот уже 12 часов, а я еще ничего не ела, обежала все магазины и пришла ни с чем. Иосиф Виссарионович, жду ответа, не откажите написать. Клементьева П.С.»

      Поступило в ЦК ВКП(б) 2 февраля 1940 г.  

В. Игнатьева – ЦК ВКП(б)

       «Уважаемые товарищи!

       Я хочу рассказать о том тяжелом положении, которое создалось за последние месяцы в Сталинграде. У нас теперь некогда спать. Люди в 2 часа ночи занимают очередь за хлебом, в 5-б часов утра в очереди у магазина- 600-700-1000 человек. Когда вечером возвращаемся с работы, в хлебных магазинах хлеба уже нет… Спрашивается, когда же рабочему человеку покупать хлеб и может ли он, особенно женщины-матери, оставлять детей на весь день голодными без хлеба и сами вынуждены работать натощак, не считая того, что перекусишь немножко в цеховой столовой, да и здесь хлеб к обеду не всегда подают.

      Вы поинтересуйтесь, чем кормят рабочих в столовых. То, что раньше давали свиньям, дают нам. Овсянку без масла, перловку синюю от противней, манку без масла. Сейчас громадный наплыв населения в столовые, идут семьями, а есть нечего, никто не предвидел и не готовился к такому положению…

      Мы не видели за всю зиму в магазинах Сталинграда мяса, капусты, картофеля, моркови, свеклы, лука и др. овощей, молока по государственной цене. Возмутительнее всего, что частники треплют наши нервы, как хотят. Цены повышают ежедневно, совершенно не торгуют вразвесную на весах. Капусту трусят ложечкой в малюсенькое блюдечко, это за 3 рубля. Картофель на 5-6 руб. сыпят в обрезную консервную банку, кислое молоко продают 1 руб. 70 коп. за граненый стаканчик, а не на литр. Если наш обком ВКП(б), облисполком, торгующие организации не умеют выполнять решения XVIII партсъезда о снабжении населения своей области, то ЦК ВКП(б) необходимо крепко заставить их выполнять свои решения. Они даже не могут такого пустяка добиться - обязать продавать все продукты государственной мерой - килограммами и литрами. Спрашивается, где же рабочему человеку брать денег на прожитие. Зарабатываем в день 7-10 руб., а, прожить – надо 20-25 руб. Почему же нам никто не соберется повысить ставки, а с нас везде берут втридорога.

     Теперь так же, как в (бывшей) Польше, мы друг у друга занимаем грязную мыльную пену. Стирать нечем и детей мыть нечем. Вошь одолевает, запаршивели все. Сахара мы не видим с первого мая прошлого года, нет никакой крупы, ни муки, ничего нет. Если в городе у нас на поселке что появится в магазине, то там всю ночь дежурят на холоде, на ветру матери с детьми на руках, мужчины, старики по 6-7 тысяч человек. Люди точно с ума сошли. Знаете, товарищи, страшно видеть безумные, остервенелые лица, лезущие друг на друга в свалке за чем-нибудь в магазине и уже нередки у нас случаи избиения и удушения насмерть. Нет ничего страшнее голода для человека. Этот смертельный страх потрясает сознание, лишает рассудка, и вот на этой почве такое большое недовольство. И везде, в семье, на работе, говорят об одном: об очередях, о недостатках. Глубоко вздыхают, стонут, а те семьи, где заработок 150- 200 руб. при пятерых едоках, буквально голодают - пухнут.

       Дожили, говорят, на 22 году революции до хорошей жизни, радуйтесь теперь!

      Меры надо принимать немедленно и самые решительные, пока еще (народ) не взорвался.

      Игнатьева Вера, член ВКП(б)17 Сталинград, Верх(ний) пос. СТЗ, 261-й дом, кв. 10».

Рабочие артели «Наша техника» – ЦК ВКП(б).

     «Решение это, правительства или тульских областных работников – вредительство для полного возмущения масс… С 23-го все магазины в Туле отдали рабочим оружейного завода, рабочим патронного завода и т. д. В артели, а также другим учреждениям, совершенно книжек не дали. А дети ходят и просят, стоя около магазина: „Дядя, пропусти взять хоть хлеба“. Его не пускают…

     Оружейники и патронники не ходили на защиту Ленинграда, а они получили книжки. И теперь так говорят, что придется им справлять 1-е мая, а нам - маевку. И верно. До этого тульские ответственные вредители доводят. Где сравнить Николая и других с настоящим положением Тулы?.. Стыдно и даже никуда не лезет такое решение жирных свиней - тульских областных руководителей. Если дать, так нужно дать было хотя бы всем по килограмму сахару да муки к маю. А то даже ни хлебного магазина, ни продуктового ничего не оставили и даже двери их закрыты. Вот где нужны слова Владимира Ильича Ленина: борьба нужна не только рабочей массы, но и крестьянства против существующих беспорядков, паразитизма.

      Рабочие артели „Наша техника“ Давыдов, Николаев, Семенов, Захаров, Деднов и др. Все совместно диктовали данное письмо и отправили. 25.4.40».

Аноним – Наркомторг СССР.

     «Мы имеем к советской стране большой счет. Все люди равны. Это одна из основ. Разве только московские или киевские рабочие воевали за советскую власть? Другие города тоже боролись против буржуазии. Почему же теперь они должны страдать из-за отсутствия хлеба? В Кратком курсе истории партии мы читаем, что Советская власть отдала землю крестьянам, а фабрики - рабочим, и что положение каждого будет улучшено. Как раньше ни угнетали рабочего и крестьянина, но хлеб он имел. Теперь в молодой советской стране, которая богата хлебом, чтобы люди умирали от голода?

     Тот, кто работает получает 1 кило хлеба. Что же делать рабочему, у которого 3 или 4 детей. Каждому дороги его дети, и он отдает им хлеб. Как может такой рабочий работать, когда он голоден? В Бердичеве ни за какие деньги нельзя купить хлеба. Люди стоят в очереди всю ночь, и то многие ничего не получают. Приходится также стоять в очереди за 1 кило картофеля, чтобы рабочий, придя домой, мог хоть что-нибудь поесть. Действительно, время сейчас военное. Страна нам всем достаточно дорога. Нужно себе отказывать во многом. Пусть нет сахару, соленого. Но чтобы не было хлеба? Надо давать хлеб немцам, но раньше нужно накормить свой народ, чтобы он не голодал, чтобы, если на нас нападут, мы могли дать отпор. Нужно ввести карточки, чтобы каждый, кто имеет детей, мог получать на них хлеб.

     Сейчас рабочий не может по желанию переменить работу, чтобы найти лучший заработок. Прежде, чем вводить этот закон, нужно было сделать так, чтобы обеспечить каждого семейного человека. Нужно улучшить положение рабочих не агитацией, что будет хорошо, а чтобы сейчас стало лучше».

     Поступило в НКТ 23 января 1941 г. Перевод с еврейского.

Б. Н. Морозов – А. И. Микояну.

       «Дорогой Анастас Иванович!

       …Что заставило меня писать это письмо? На этот вопрос я отвечу так – безобразие, которое творится в нашей стране. Когда не было крупы, я говорил маме, "крупа будет", когда не стало сахара я сказал маме - "сахар будет". Придя один раз из очереди за мануфактурой, мама начала обижаться, что нет мануфактуры, рассказывая как много было ее раньше. Я сказал, что мануфактуры нет, потому что наша страна переживает разруху, нанесенную ей империалистической и гражданской войнами. К тому же, и царская Россия была не очень-то развитой. В ответ на это она сказала: "Не развитая, да зато мануфактуры было сколько хочешь, а очереди даже не знали!" Я сослался на возросшую потребность, на широкого потребителя. Но сам подумал: "А и впрямь в царской России индустрии совсем не было, сейчас мы ее построили. Текстильная ж промышленность была, а все-таки она не удовлетворяет нашего потребителя. Виной этому я считал малое внимание ЦК ВКП(б) и СНК. Почему бы, например, не поставить текстильную промышленность наряду с черной металлургией и не заботиться о ее росте.

       Да, в конце разговора я сказал матери, что не дождемся мы и конца 2-й пятилетки, как будет у нас мануфактуры сколько хочешь. Но вот прошла 2-я пятилетка, началась третья, а мои предсказания не оправдались - мануфактуры не было и нет. Привезут ее иногда - народ давится. Почему ж нет рыбы, дык я и сам не придумаю. Моря у нас есть и остались те же, какие были и прежде, но тогда ее было сколько хочешь и какой хочешь, а сейчас я даже представление потерял, какая она на вид… Наконец, где девался хлеб? Кажется и собрали мы 6 млрд. пудов зерна. Посчитаешь по 35 с лишним на каждого человека. Войны затяжной не было, а хлеба уже 2 месяца как нет. А мы еще хотим построить коммунистическое общество, главным принципом которого будет "от каждого по его способностям, каждому по его потребностям"… Мы еще хочем победить в грядущих боях, когда столкнутся две системы- капиталистическая и социалистическая. Нет, при таких порядках и при таких достатках никогда нам не победить, никогда нам не построить коммунизм!

       Прошу Вас, дорогой Анастас Иванович, ответьте мне на все вопросы: почему нет мануфактуры, крупы, рыбы, обуви, сахара, конфет, спичек, почему не стало хлеба?

       С нетерпением жду ответа. Морозов. Мой адрес - БССР Гомельская область, ст. Буда-Кошелевская, Сталинская школа № 1, уч. 9-го класса „А“ Морозову Борису Ивановичу».

      Написано не ранее декабря 1939 г. и не позднее февраля 1940 г.

Эти наивные письма замечательно передают атмосферу эпохи. Мне, как я говорил, было перед войной 10 лет, и я прекрасно помню эти перебои в снабжении буквально всем, эти дикие – с ночи – очереди за хлебом, за несколькими метрами ситчика. Все это Кара-Мурза объясняет, конечно, необходимостью создания запасов на время неизбежной войны. И запасы, сообщает он (стр. 483) были созданы: «К январю 1941 г. СССР смог создать государственный запас в 6,162 млн. т зерна и муки». Спасение на случай войны! Но поделите 6 млн. т, или 6 000 млн. кг на примерно 200 млн. населения, и вы получите аж по 30 кг на живую душу. И этот «грандиозный запас» был сделан ценой описанных выше неимоверных лишений советских людей в предвоенные годы. А Кара-Мурза, полагая, очевидно, что его читатели поленятся произвести этот элементарный расчет, бодренько рапортует (там же): «Экзаменом для колхозного строя стала война». Само собой, он считает, что колхозы этот экзамен блестяще выдержали.

Но вот, война, к которой так долго и так бездарно готовились, по выражению Солженицына, «бездарно выиграна». Российский историк Борис Соколов в рецензии [313] на вышедший на Западе сборник статей «Вторая мировая война» пишет, что разные авторы дают разные оценки потерь воевавших стран. Наиболее вероятные цифры советских потерь он оценивает так: общие 46 млн., в том числе вооруженных сил – 26 млн. Значит, 20 миллионов – потери гражданского населения. Немецкие потери на всех фронтах (!!) оцениваются в 4 млн. и среди гражданского населения (в основном, от бомбежек союзников) – в 2-2,5 млн. А писатель Борис Васильев в интервью, которое он дал «Еврейской газете» накануне своего 80-летия, сказал [314]: «Генерал Иван Батов говорил мне, что, по его подсчетам, на полях войны погибло не менее 37 млн. человек». Историк Анатолий Уткин сообщает [112, стр. 5], что «на одного погибшего немца приходится четырнадцать наших воинов».

7 мая 2005 года, к 60-летию окончания войны, министр обороны РФ Сергей Иванов сообщил, что в годы войны погибло 26 млн. 600 тысяч советских граждан, в том числе безвозвратные потери военнослужащих составили 8 млн. 668 тыс. 400 человек (какая точность!). Любопытно отметить, что Кожинов, всячески стараясь приуменьшить размеры наших потерь, «доуменьшался» до того, что определил общее потери СССР в войне [94, т. 2, стр. 120] в 19,9 млн. человек, то есть на 7 млн меньше официально названной цифры! В стремлении обелить родную власть и ее вождя, он договаривается даже вот до чего (там же, стр. 118): «Потери в самом деле были громадны, но суть нынешней пропаганды заключается в том, что „вину“ за них возлагают не столько на врагов, сколько на „своих“, – прежде всего, разумеется, на Сталина». Бедный товарищ Сталин, всех собак на него вешают! Но скажите мне, если пара волков вырежет половину деревенского стада, кого сельчане обвинят – нерадивого пастуха или… волков?

Из приведенных Ивановым данных следует, что потери среди гражданского населения СССР составили примерно 18 млн. человек. Эта цифра близка к той, что называет Соколов – 20 млн. Советская и нынешняя российская пропаганда представляет дело таким образом, что подавляющая часть этих потерь – жертвы немецкой оккупации. Но это явная ложь. Даже Кара-Мурза пишет (стр. 596), что «на Украине было преднамеренно истреблено 3 091 987 человек» (кстати, он нигде не упоминает о том, что львиная доля жертв среди мирного населения оккупированных территорий приходится на евреев). В остальных подвергшихся оккупации советских республиках жертвы среди мирного населения были явно меньше. Так что общее количество потерь населения на оккупированных территориях составляет, видимо, не более 5 млн. человек. Значит, из 18-20 млн., никак не менее 10 млн. человек – это потери гражданского населения в советском тылу.

Что это за потери? Пара миллионов придется, очевидно, на депортированные народы, каждый из которых терял от депортации от трети до половины своего состава. А остальные миллионы – это мирные жители, погибшие от голода, недоедания, отсутствия лекарств, общей дезорганизации советского тыла. Это – истинная цена колхозного строя и советского строя вообще.

Точную цифру воинских потерь, как это обычно бывало в России, а тем более в СССР, мы так и не узнаем. Официальные данные Сергея Иванова явно занижены, данные Батова и Уткина, видимо,  следует считать завышенными, но в любом случае ясно, что наши потери, как минимум, раз в 5-8 превышали немецкие. Это подтверждается и сравнительными данными потерь наших и немецких в различных операциях. В каждом из «котлов» первых двух лет войны погибали и попадали в плен (что было почти равнозначно гибели) десятки и сотни тысяч наших солдат. И такой пирровой победой еще гордятся! В Первую мировую потери России тоже превышали немецкие, но – в два раза, причем сравнивались потери обеих сторон на Восточном (русско-немецком) фронте. Вот что писал тогда по этому поводу известный политический деятель, монархист Василий Шульгин (цитирую по [315]): «Этот ужасный счет, по которому каждый выведенный из строя противник обходится в два русских, показывает, как щедро расходуется русское пушечное мясо. Один этот счет – приговор правительству. Приговор в настоящем и прошлом. Приговор над всем…»

А тут – СССР потерял в несколько раз больше, чем немцы на всех фронтах! Ну, хоть кто-нибудь, объясните! Россия (СССР) после Первой мировой и Гражданской войн была в тяжелом состоянии. Но положение Германии было еще хуже: она должна была выплачивать большие репарации, на нее были наложены весьма серьезные ограничения, особенно в военной области. В СССР ради подготовки к войне были проведены грандиозные мероприятия – коллективизация и индустриализация. Все это стоило миллионов жертв, которые по справедливости следует тоже отнести на счет будущей войны. Немцы, конечно, тоже восстанавливали экономику, но обошлись без коллективизации, да и какой-то специальной индустриализации тоже не проводили. Для подготовки к войне они и всего-то имели 6 лет – с 1933 по 1939 год. И на гражданское население Гитлер во имя этой подготовки не наложил таких тягот, какие претерпевали мы. А что должно быть самым важным для моего оппонента, немцы воевали, не руководимые ВКП(б) во главе с великим и мудрым Сталиным! Так откуда такая огромная разница в потерях? Но теперь это – не приговор правительству, а совсем наоборот – слава Сталину и ВКП(б) за Великую Победу! Но десятки миллионов потерь – это же не чурки были, а наши близкие и родные!..

Кожинов, который тоже гордится Великой Победой, когда ему нужно показать мощь царской России, пишет [94, т. 1, стр. 5]: «За три года войны немцы не смогли занять ни одного клочка собственно русской земли (они захватили только часть входившей в состав империи территории Польши, а русские войска в то же время заняли не меньшую часть земель, принадлежавших Австро-Венгерской империи). Достаточно сравнить 1914 год с 1941-м, когда немцы, в сущности, всего за три месяца (если не считать их собственных “остановок” для подтягивания тылов) дошли аж до Москвы, чтобы понять: ни о каком “поражении” в 1914 — начале 1917 года говорить не приходится». Ну, объяснил бы почвенник, почему в 1941-м, после всех коллективизаций и индустриализаций, воюя с тем же противником, Красная армия оказалась настолько слабее русской армии 1914 года, что отдала врагу едва не половину европейской территории страны…

Победа как бы оправдывала все довоенные измывательства сталинского режима над народом и делала ненужными какие-либо его изменения. Историк Сироткин пишет [113, стр. 105]: «В истории России за последние 150 лет это был, пожалуй, единственный случай, когда ее властелин не только не извлек каких-либо реформаторских уроков из тяжелейших кровавых событий тотальной войны с фашизмом и сотрудничества с «западными демократиями» в 1941-1947 гг., а, наоборот, провозгласил свой режим единственным идеальным в мире. «Война показала, – вещал Сталин на собрании избирателей по случаю своего выдвижения кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР 9 февраля 1946 г., – что советский общественный строй является лучшей формой организации общества, чем любой несоветский общественный строй»… Сталин ничего не посулил, а, наоборот, снова начал закручивать гайки, слегка ослабленные в военной среде в годы войны».

Плоды «сталинской победы» хорошо характеризует заголовок одного из разделов книги Сироткина [113, стр. 103]: «Победа в войне – поражение в мире». А вот и конкретно (там же, стр. 109-110): «Война обезлюдила деревню. «Царица полей» – пехота на 90% состояла из крестьян-колхозников… Нехватка рабочих рук и засуха в деревне вновь вызвали, как в 1920-1921 гг. в Поволжье и Южном Урале и в 1932-1933 гг. на Украине, голод, охвативший в 1946-1947 гг. все ту же Украину, Кировскую, Ростоводонскую, Воронежскую, Нижегородскую, Костромскую, Свердловскую, Читинскую и другие области, а также автономии – на Северном Кавказе и в Бурятии… В результате засухи и нехватки рабочих рук погибли или остались неубранными – зерновые на 2 млн. 024 тыс. гектаров, подсолнечник – на 321 тыс. гектаров, картофель – на 47 тыс. гектаров. При этом колхозницам категорически запрещалось собирать колоски или выкапывать даже мороженую картошку для своих детей с заброшенных колхозных полей… Сталин по-прежнему не финансировал даже свои любимые колхозы, не давал им технику и удобрения, а привычно искал «саботажников» и «вредителей»… в 1945 г. было посажено 5 тыс. 757 председателей колхозов, в 1946 г. – уже 9 тыс. 511 чел… Даже без засухи и дождей послевоенная деревня повсеместно голодала. Ведь на один трудодень давали не более 100-150 граммов зерна. В итоге на одного едока едва-едва выходило по пяти пудов хлеба в год, тогда как в конце Х1Х века самый бедный крестьянин имел до 25 пудов на человека, и царские власти следили, чтобы этот минимум не уменьшался».

Да и Кожинов признает [94, т. 2, стр. 163], что в послевоенные годы от голода и недоедания погибло не менее 1,5 млн. человек. Кстати о засухе. Почему-то в годы войны на оккупированных территориях никаких засух не было. Я жил в Украине среди множества людей, переживших немецкую оккупацию. Притом, что оккупанты изымали продовольствие для своей армии и еще вывозили в фатерланд, о голоде в те годы никто не рассказывал. Не только селяне, но и горожане как-то выживали. Меньше всего мне хотелось бы хоть чем-то обелять оккупантов, но от фактов никуда не деться: стоило вернуться советской власти – снова засуха, опять голодные смерти…

А ведь можно было избежать этого: США готовы были оказать СССР, как и другим странам, помощь по плану Маршалла. Но нет, надо было «противостоять проискам американского империализма», взять под опеку страны Центральной и Восточной Европы, делать свою атомную бомбу. И понеслось, не успела кончиться «горячая» война, как началась война холодная. Сироткин пишет (стр. 105): «Уже в 1946 г. генералиссимус вновь вернулся к довоенной концепции „осажденной крепости“».

После смерти Сталина жизнь стала полегче: прекратились массовые репрессии, более интенсивно стало строиться жилье, хоть и плохонькое. Но холодная война продолжалась, и нормальной жизнь советского народа так и не стала: вечные дефициты на самое необходимое, да еще бесконечные ограничения – место жительства свободно не выберешь, за границу поехать – разве что на танке и т. д. Постоянно надо было сохранять бдительность в виду «происков империализма» и, как всегда, терпеливо сносить жертвы – во имя… вот во имя чего, людям становилось все труднее втолковать.

Сначала надо было победить в революции или, как нам теперь доходчиво объяснили, в контрреволюции. Потом надо было отстоять завоевания не то революции, не то контрреволюции в войне. И все ради светлого будущего. 40 лет… 50… 60… 70… Но где же это светлое будущее? Опять, говорят, надо жертвы приносить…

Теперь я приведу вступление Кара-Мурзы к приведенным выше предвоенным письмам трудящихся советским вождям, чтобы стало ясно, зачем он включил их в свою книгу. Вот оно (стр. 580-581): «Эти письма, по-моему, очень полезно почитать тем, кто ставит в вину советскому строю те трудности со снабжением, которые им приходилось переживать в 70-80-е годы. Перед войной, когда срочно создавался чрезвычайный государственный запас продовольствия, люди действительно находились на грани голода, но спасение они видели именно в советском строе и в более уравнительном распределении». Очень интересно: советский строй раз за разом ставил людей на грань голода, а то и доводил до полного голода, а они в нем же и видели спасение? Чтобы так думать о людях, надо считать их не иначе как скотами (как было показано в главе 31, Кара-Мурза как раз и считает скотный двор идеальной формой существования для своего народа). Советская власть в этом направлении изрядно преуспела, но эти письма как раз показывают, что полной покорности она от подданных не добилась: люди протестуют против своего скотского существования, отказываются верить в ее сказки о светлом будущем.

Перечитаем некоторые фразы из писем: «Дожили на 22 году жизни революции до хорошей жизни». «Где сравнить Николая и других с настоящим положением Тулы». Сказано не очень грамотно, но ясно: «Николай и другие» – это царь Николай II и его правительство, а в чью пользу сравнение, понятно. «Жирные свиньи – тульские областные руководители» – это не советская власть? «Как раньше не угнетали рабочего и крестьянина, но хлеб он имел» – в комментариях не нуждается. И даже школьник сравнивает дореволюционную Россию с советской: «Не развитая, да зато мануфактуры было сколько хочешь, а очереди даже не знали!». И он же рисует перспективу: «При таких порядках и при таких достатках никогда нам не победить, никогда нам не построить коммунизм!» А Кара-Мурза так себе бодренько комментирует эти вопли отчаяния: «Люди спасение видели именно в советском строе».

Теперь, я надеюсь, понятно: целью публикации Кара-Мурзой этих писем было пристыдить нас, живших в 70-80-е годы, за то, что мы больше не хотели терпеть скотскую жизнь во имя светлого будущего, как терпели (это он пытается нам внушить) советские люди предвоенной поры. Хоть открыл бы тайну аналитик: сколько надо было еще терпеть? А, главное, ради чего? Ради сохранения тех самых «ценностей» социалистического (традиционного) общества, которые и означают вечную скотскую жизнь?

У Кара-Мурзы есть такие строки [1, стр. 189]: «Тот образованный человек, который после десяти лет агонии моей страны и массовых страданий моих сограждан остается активным антисоветским деятелем, является для меня экзистенциальным врагом России, ее «частичным убийцей». Частичным не потому, что убийство неполное, а потому, что он – частица силы, которая Россию убивает».