Евреи и «Советский проект», том 1 «Советский проект»
Часть 9. Кто повинен в крахе «Советского проекта»?
Глава 43
А что если соединить социализм с рынком?
Что получится, если скрестить ежа с ужом?
Моток колючей проволоки
Шутка
Есть люди особенно их много на территории бывшего СССР, которые без социализма жизнь себе не мыслят. Когда социализм в СССР и подвластных ему странах лопнул, они кинулись искать его по всему свету. И находили, особенно много в Швеции. Одним из таких страдателей по социализму был Олжас Сулейменов, известный казахский поэт, в то время посол Казахстана в Ватикане. В огромной по объему статье [344] он, признавая с прискорбием крах социализма советского образца, говорил: зато в Швеции, Дании, Норвегии Статья имела заголовок «Об ошибках критиков социализма» и подзаголовок «Дискуссия, которую мечтал организовать Хайек в 1978 году, должна все же состояться». Хайек имел в виду дискуссию о принципиальной несостоятельности социализма. Поскольку Нобелевского лауреата не было уже в живых, пришлось, без ложной скромности, вступить в дискуссию автору этих строк. В ответной статье под названием «Социализм как динозавр истории» [345] я привел доказательства в пользу того, что в названных Сулейменовым странах никакого социализма нет, а есть развитое социальное общество, и что стремление увидеть там социализм не более чем попытка спасти термин. Оппонент «почему-то» не пожелал продолжить столь громко заявленную дискуссию.
Та статья стала как бы конспектом данной части моей книги. Естественно, мои скромные усилия не остановили поиски, но со временем все же стала ясной их бесплодность: как ни крути, во всех благополучных странах, где страдатели по социализму пытались обнаружить его признаки, средства производства в подавляющей массе находятся в частных руках, и этим все сказано. Но возможен поиск в другом измерении: не вширь, а, так сказать, вглубь. Мы уже отмечали: большинство социалистов главным признаком социализма считают государственное планирование экономики, что предопределяет ее нерыночный характер, отсутствие конкуренции и т. д. Но насколько это правомерно? Основоположники главной чертой социализма считали все же отсутствие эксплуатации человека человеком. Правда, они из этого выводили необходимость построения общества по типу «одной конторы, одной фабрики». Но непреложен ли это вывод?
И люди, которые задыхались без социализма, но видели его крах в советских формах, стали думать: а нельзя ли создать какой-нибудь не сильно плановый, даже рыночный социализм? И им даже особенно выдумывать его не пришлось, они нашли его образцы, и, конечно же, в «эксплуататорских» странах, где не ломают себе головы над «капиталистичностью» или «социалистичностью» различных форм хозяйствования и дают всем испробовать свой шанс.
В самой цитадели капитализма США, а также в некоторых европейских странах в 70-е 80-е годы стали возникать предприятия, находящихся в собственности трудовых коллективов («групповые предприятия», «народные предприятия», «компании системы ISOP»). Это были, как правило, предприятия, которые подошли к грани банкротства. Чтобы не увеличивать безработицу, правительства при определенных условиях считали за лучшее помочь коллективу работников выкупить предприятие и хозяйствовать на нем самим либо с помощью нанятых менеджеров.
Для страдателей по социализму это была находка! Повторялись лозунги 1917 года: люди работают на себя, никакой эксплуатации, так они же будут трудиться с огромным энтузиазмом, заткнут за пояс капиталистов! В то же время никакого внешнего планирования, предприятия будут работать в рыночной среде. Фабрики и заводы рабочим! Даешь рыночный социализм! Большими энтузиастами этой формы собственности стали два вынужденных эмигранта Вадим Белоцерковский и ныне покойный Петр Абовин-Егидес, а в самой России Святослав Федоров, ныне также покойный, и член-корр. АН СССР Сергей Алексеев. Белоцерковский, как только стало можно, буквально забросал советскую, а затем российскую прессу статьями, в которых пропагандировалась эта форма собственности. По его статьям мы, в основном, и оценим этот феномен.
Белоцерковский писал: «В США таких предприятий уже более 10 тысяч» [346]; «Групповые предприятия имеют более высокие экономические показатели по сравнению с частными и тем более акционерными» [347]; «В США на таких предприятиях трудится уже более 9 процентов трудоспособного населения» [348]; «В США количество работников таких фирм ежегодно увеличивается на 10%. Вслед за США эта форма собственности принята уже в 26 странах мира» [349] и т. д. Вторая навязчивая идея Белоцерковского выборы в органы власти не по территориальному, а по производственному принципу. Пропаганде этой идеи он посвятил тоже десятки статей [350], одна из которых называлась «Общество самоуправления спасение и расцвет России». Его не смущало даже то, что эта его идея совпадала с голубой мечтой самых махровых коммунистических аппаратчиков. Кто на деле знаком с обстановкой в советских коллективах, понимает, зачем это было нужно аппаратчикам. Но зачем это нужно человеку, который заслуживает глубокого уважения за его неоднократно четко выраженную позицию в отношении Чечни, нынешней российской «демократии» и пр.?
Дошло до того, что накануне визита президента США Клинтона в Москву Белоцерковский обратился к нему с открытым письмом [351], в котором просил его «посоветовать» Ельцину «передать в законодательном порядке все подлежащие приватизации предприятия и учреждения в полную собственность и управление трудовым коллективам» и инициировать «создание специальной Палаты производителей в парламенте». Письмо так и было озаглавлено: «Собственность трудовым коллективам!» К исполнению!
Между тем в прессе появлялось все больше материалов противоположного содержания. В 1991 году, когда Белоцерковский разворачивал в России кампанию в пользу «народного капитализма», Алексей Орлов писал [352]о своем знакомстве с «народными предприятиями» в США. Он приводит слова директора организации «ISOP Association»: «Предприятия, принадлежащие рабочим и служащим, имеют налоговые льготы. Наши оппоненты подсчитали, сколько денег недополучает из-за этого правительство, и назвали нас захребетниками». Примерно о том же писал Александр Браверман [353]: «В США около 40% компаний с собственностью работников появляется лишь потому, что на старте им гарантированы крайне выгодные финансовые условия, льготное налогобложение и займы».
Однажды Белоцерковский заметил [354]: «Если бы групповые предприятия на Западе были неэффективны, они бы там не существовали». Что верно, то верно: рынок лучший экзаменатор не только отдельных предприятий, но и форм собственности. Еще за 4 года до того появилась маленькая заметка [355], подписанная аббревиатурой АЭН (что означает, очевидно, «Агентство экономических новостей»), в которой сообщалось, со ссылкой на двух специалистов из Кентского университета США, что там «из 10 тысяч предприятий, находившихся в полной собственности трудовых коллективов в 1986 г., только 1500 сохранили такую форму собственности». Но самое интересное причина этой метаморфозы, которую называют специалисты, ее стоит запомнить: «Они вынуждены искать дополнительных инвестиций путем выпуска акций своих предприятий и реализации их через фондовый рынок».
Еще один американский экономист Кшиштоф Кузбик, работавший в Украине над проектом «малой приватизации», писал [356] об опыте стран Центральной и Восточной Европы: «При существующих льготах для трудовых коллективов доля частной, а не коллективной собственности в народном хозяйстве постоянно возрастает». Из Англии сообщал [357] Анатолий Федосеев, советский ученый-системщик, разработчик электронной военной техники, оставшийся в 1971 на Западе: «Такие предприятия, несмотря на все привилегии и субсидии, не дают повышенной эффективности и никакого энтузиазма у работников-владельцев акций тоже не видно. Больше того, все старания правительства не приводят к распространению «народного капитализма». Наконец, и сам Белоцерковский вынужден был признать [358]: «Широкое распространение их (предприятий, принадлежащих трудовым коллективам, И. З.) на Западе дело, похоже, еще не близкое».
А очень скоро после раздачи светлой памяти ваучеров мы могли на собственном опыте убедиться в том, насколько неэффективны предприятия, якобы находящиеся в собственности трудовых коллективов.
Дело в том, что работник, являющийся одновременно мелким акционером, получает от них доход, в десятки раз меньший его заработной платы, поэтому он сохраняет психологию наемного работника, а не собственника. В итоге коллектив, состоящий из десятков или сотен мелких акционеров, оказался еще худшим собственником, чем государство. Разве настоящий собственник продал бы свои предприятия за бесценок, как это сделали тысячи коллективов в России и Украине? Но если акции остаются распыленными среди членов коллектива, а крупных акционеров нет, толку тоже оказывается мало. Сергей Петрик рассказал [359] о Киевском мясокомбинате, где сложилась как раз такая ситуация. Крупное предприятие стало фактически неуправляемым и оказалось на грани банкротства. Работниками-акционерами разворовывается едва ли не большая часть продукции комбината. Когда на собрании кандидат в руководители предприятия пообещал уволить «несунов», в зале поднялся ропот. Такие вот собственники
Выдающийся английский экономист Джон Милль еще в середине ХIХ века писал: «Индивидуальное управление, осуществляемое одним в высшей степени заинтересованным лицом, во всех аспектах имеет громадные преимущества по сравнению с коллективным руководством». К тому же выводу пришел наш современник, в 2005 году бывший премьер-министром Украины Юрий Ехануров [360]: «Огромное распыление собственности, которое у нас произошло, не позволило сконцентрировать контрольные пакеты акций, необходимые для эффективного управления предприятием». А вот мнение [361] вице-президента союза акционерных обществ РФ Ильи Китайгородского: «АО эффективны, когда работающие там владеют не более 15-20% акций». Таким образом, как выяснилось, принцип разделения властей, разработанный Джоном Локком и Шарлем Монтескье применительно к области политики, важен и в экономике: соединение в одном лице собственника и работника (если это не семейное предприятие) контрпродуктивно.
Выше мы отмечали, что одной из причин краха «планового» социализма было то, что, признавая созидательную роль только «живого» труда, он отказывает в этой роли овеществленному труду, то есть капиталу. А что же социализм, который претендует называться рыночным? Его апологеты провозглашают: «кто не работает, тот не владеет», то есть тоже как бы отворачиваются от капитала. Как сторонники, так и противники «народных предприятий» признают однако, что во всех странах, где они есть, они пользуются привилегиями и льготами от своих правительств. Вот и Белоцерковский пишет [347]: «В США принято специальное законодательство, дающее налоговые льготы коллективам выкупаемых предприятий». Откуда правительства берут средства для покрытия этих льгот? Естественно, у «нормальных», частных предприятий. Значит, противники капитализма на нем же и паразитируют, не зря их в США называют захребетниками.
Итак, народно-социалистические (групповые) предприятия, как вкрапления в рыночную среду, могут существовать и решать какие-то частные задачи, но со временем и они, не выдержав конкуренции, «размываются» средой. Общество же, состоящее только или преимущественно из «народных предприятий», невозможно, ибо их неоткуда будет подпитывать, а без подпитки они нежизнеспособны. «Коллективная собственность «не биологична», писал Николай Амосов [362], и приемлема лишь при малых коллективах» (добавлю при очень малых, человек пять). Можно, конечно, представить себе полностью «народно-социалистическую» страну, где «народные предприятия» будут не то вяло конкурировать, не то (по версии моего оппонента) «братски дружить» между собой, но тогда уже страна станет неконкурентоспособной на мировой арене точно так же, как это произошло со странами «планового» социализма. Следовательно, «рыночный», или «народный» социализм как сколько-нибудь значительный и устойчивый феномен в мировой экономике состояться не может.
Но у страдателей по социализму остается еще последний рубеж обороны израильские кибуцы. Это ведь тоже предприятия социалистического (в начальный период даже коммунистического) толка, действующие в рыночной по преимуществу среде. Помню восторги по их поводу Александра Руцкого в бытность его вице-президентом России. Нахваливал их как самоуправленческие оазисы образец всеохватного самоуправленческого общества для России П. Абовин-Егидес [363].
Конечно, если сравнивать их с советскими колхозами, было от чего умиляться: в кибуцах царит порядок, все ухожено, нет беспросветного пьянства и тотального воровства. И, безусловно, в начальный период своего существования, когда еврейские переселенцы в Палестине жили в открытой пустыне, в пещерах или на болотах, которые им предстояло осушить, одновременно отбиваясь от арабских набегов, кибуцы сыграли неоценимую роль. Без них евреи просто не выстояли бы в этих жесточайших условиях (как русские в свое время, вероятно, не выстояли бы без сельской общины). Но каждому овощу свое время
При сколько-нибудь серьезной, а не поверхностной оценке кибуцы оборачиваются для сторонников коллективной собственности антипримером. Редакция «Комсомольской правды», публикуя статью [347] Белоцерковского, в которой он расписывал преимущества групповых предприятий, сопроводила ее редакционным комментарием, где говорилось, в частности, следующее: «Сомнительно, например, утверждение о явно более высокой эффективности групповых предприятий по сравнению с частными. По крайней мере, израильские журналисты Д. Липкин и С. Плоскер, побывавшие у нас на днях, не подтвердили этого в отношении своих коллективных кибуцев».
Дальше больше. А. Васильев в той же «Комсомолке» описывает [364] историю и нынешний день кибуцев. Одежда у кибуцников была общая, вплоть до нижнего белья, носков не полагалось вообще. Питались все вместе и весьма скудно, мясо, например, ели раз в месяц. В то время, когда писалась статья, осуществлялся постепенный переход от коммунизма к социализму. Зарплату по-прежнему не платили, но на одежду выдавалась определенная сумма и, таким образом, она была уже у каждого своя. «Лучшие солдаты и офицеры в Израиле кибуцники» - пишет автор. Но «Все сильнее и сильнее молодых израильтян после армии манят «огни большого города». Не хотят они, чтобы какое-то там общее собрание кибуца вмешивалось в их личную жизнь, решало, сколько сигарет в неделю тебе выкуривать, лепить скульптуру или не лепить. Еврейская молодежь хочет соревноваться, рисковать, богатеть». Короче, не хотят люди быть муравьями.
А вот впечатления о кибуцах Марка Ривкина [365]: «Прожив около года в израильском кибуце, могу сказать, что сие предприятие не соответствует рекламе, которую ему создали левые. А то, что кибуцы нерентабельны, и молодежь покидает еврейские коммуны, это уже известно». Еще более суровые впечатления вынес из Израиля Анатолий Викторов [325]: «Коммуны-кибуцы в сельском хозяйстве на 95% убыточны и продолжают свое существование только благодаря финансовым инъекциям государства». В общем, картина такая же, как всюду, где возникают коллективные хозяйства: внешние успехи на базе скрытого иждивенчества и паразитизма.