Евреи и «Советский проект», том 2 «Русские, евреи, русские евреи»
Часть 1. Как жилось евреям весело, вольготно на Руси
Гитлер прекрасно понимал все невыгоды «окончательного решения»
как в экономическом, так и пропагандистском отношениях.
Однако он питал просто мистическую, звериную, необоримую
ненависть к евреям и предпочел пойти по пути их полного уничтожения…
Борис Соколов, «Адольф Гитлер»
Гольденвейзер пишет [15, стр. 132]: «В русских законах не существовало общих ограничений для евреев в праве заниматься торговлей, промышленностью и ремеслами». То есть ограничений не существовало ни для кого, в том числе и для евреев. Замечательно! Не спешите радоваться, читаем дальше: «По ст. 791 т. IХ Свода законов, евреи, ремесленники, купцы и мещане „пользуются в местах, для постоянного жительства им назначенных, всеми правами и преимуществами, предоставленными другим русским подданным одинакового с ними состояния, поколику сие не противно особым правилам о евреях“».
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Права-то равные со всеми остальными подданными, но манюсенькое уточнение: «в местах назначенных». Из всех подданных империи только евреям были строго назначены «места», то есть все та же проклятая черта оседлости. Вообще-то и в ее пределах евреи не имели равные права с остальными: как было показано выше, и в черте им то и дело запрещали заниматься определенными видами деятельности, жить в селах, покупать там недвижимость. Джонсон сообщает [17, стр. 413]: «Им запрещалось покупать и арендовать землю…Они не могли даже приобретать землю для кладбища».
Но и в этих условиях евреи сыграли большую роль в развитии экономики России, прежде всего, в пределах черты оседлости, а затем и в других регионах, насколько им это позволяли бесчисленные ограничения. Дижур пишет [10, стр. 168]: «При Александре I принимались энергичные меры к поощрению промышленности. Рескриптом от 21-го апреля 1811 года сенатору Аршеневскому было поручено… „склонить первостатейных евреев положить основание сукноделию в их народе“». Уже 8 июня того же года сенатор докладывал императору, что осматривал в Могилеве заведенную двумя евреями «на осьми станах фабрику, на которой до 20-го мая сделано 2000 аршин сурового сукна низкой доброты». Но это ж только полтора месяца прошло после царского поручения! Так было положено начало сукноделию в Северо-западном крае. Сукно нужно было для солдатских шинелей, впереди был 1812 год!
Читаем далее (стр. 169-174): «Из скромного начала, к 1832 году в восьми губерниях Северо-западного и Юго-западного краев еврейских фабрик и заводов числилось уже 149 из общего числа в 528, или около 30%», из них текстильных – 78, на которых «вырабатывалось около полумиллиона сукна разных сортов в год». Огромную роль сыграли евреи в становлении и развитии сахарного производства, еврейские мукомолы первыми наладили экспорт муки за границу, в 1897 году евреям принадлежало более трех четвертей табачных фабрик и более 60% лесопилен в губерниях черты оседлости, более половины кожевенных производств России и т. д.
В хлебной и лесной торговле – двух главных статьях экспорта России – евреи, говорит Дижур (стр. 175-178), буквально вывели Россию на мировой рынок. Весьма значительной была роль евреев в строительстве железных дорог и развитии водного транспорта, в добывающей промышленности (уголь, нефть, золото) и, конечно же, в банковском деле.
Для участия евреев во всех этих отраслях народного хозяйства характерны две особенности. Первая: везде им приходилось преодолевать ограничения и запреты, которые ставила на их пути царская бюрократия, несмотря даже на то, что от этого несли потери не только евреи, но и христианское население и сама государственная казна. И вторая: несмотря на все препоны, евреям удавалось добиться ускорения оборота средств и снижения производственных издержек, за счет чего они могли снижать стоимость собственных посреднических услуг, вызывая ярость менее поворотливых конкурентов.
Дижур рассказывает (стр. 176-177): «Уже в 1878 г. на долю евреев приходится 60% хлебного экспорта из Одессы». Они первыми развили хлебную торговлю в Николаеве, Херсоне, Ростове-на-Дону, то есть на всем юге России. Но в ее центральной части «торговля долгое время производилась по старинке. „Тит Титычи“ диктовали свои цены беспомощным крестьянам и даже помещикам, притом цены непомерно низкие, со сбытом не спешили, а прибыль достигала 30%.»
Далее он цитирует опубликованное в 1912 г. исследование «Роль евреев в хлебной торговле» И. М. Бикермана: «С появлением евреев (а появились они с первыми поездами в Курске и Орле) конкуренция понизила барыши в четыре и больше раза, и хлеб не залеживался больше месяца или двух…Оплата посреднических услуг в хлеботорговом деле доведена евреями до последней степени дешевизны; и если все еще на пространстве большей части России господствует монополия, и производитель получает не все, что он мог бы получить при данных условиях мирового рынка, то вина в этом лежит в законах о черте оседлости, рассекших страну надвое, не дающих опыту западной торговой культуры проникнуть вглубь России и тем самым покровительствующих неподвижности, застою и кулачеству».
А вот как обстояло дело в лесной промышленности (стр. 177-178): «Евреям во многих местах не разрешалось устройство лесопильных заводов, и это понуждало их сбывать свой товар за границу в необработанном виде. Это было убыточно для еврейских лесопромышленников и в то же время лишало местное население значительных заработков. Евреи-лесопромышленники были лишены возможности производить свои торговые операции в портах Либавы, Виндавы, Риги. Ревеля и Петербурга и были вынуждены экспортировать свой лес через прусские порты. Не имея права арендовать у железных дорог участки для складов наволочного груза при станциях, евреи-лесопромышленники были вынуждены отказаться от отправки лесных материалов железнодорожным путем и специализировались на речных сплавах». Иногда речной сплав может оказаться выгоднее железнодорожного, но – не всегда. Еврейские лесопромышленники, в отличие от их конкурентов, были лишены возможности выбора, маневра… «Приходится только поражаться, что при наличии стольких затруднений евреи-лесопромышленники все же сумели значительно развить русскую лесную торговлю и промышленность и усовершенствовать ее методы».
Еще хуже дело обстояло в добывающей промышленности (стр. 182): «Доступ евреев к добывающей промышленности был крайне стеснен как временными правилами 1882 года, так и особыми правилами 1887 года, устранявшими евреев от участия в горных промыслах на казенных землях».
Свидетельствует Буровский [4, т. 2, стр. 70]: «Куда еврея не пустили – там и сохраняется тихая дореформенная жизнь. Пока у русского рубль обернется два раза, у еврея он обернется пять раз…После изгнания евреев из Киева жизнь там вздорожала, а отнюдь не подешевела».
Так, вообще-то, было везде и всегда. Тот же Буровский пишет [4, т. 1, стр.192-193]: «В ХIV веке во Франции…евреев не раз возвращали в города, из которых их до того уже выгнали, – ведь после их ухода ставки процентов увеличивались!.. В 1430 году во Флоренции позвали евреев, чтобы они снизили процент по ссудам до 20% вместо взимавшихся христианами 33%». Изгоняли евреев, очевидно, по наущению их христианских конкурентов, а когда после их изгнания всем остальным становилось хуже, их звали назад. Еще из Буровского (там же, стр.208-210): «Еврейские ростовщики и банкиры средневековой Англии и Франции делают то же, что христиане, но „почему-то“ делают это лучше»; «Во все времена евреи очень эффективно конкурируют с христианами и мусульманами. В равных условиях конкуренции они почти всегда выигрывают у христиан и мусульман».
Послушали русского автора, теперь обратимся к английскому. Джонсон сообщает [17, стр. 290, 325-328]: «Великая сила евреев состояла в их способности быстро извлекать выгоду из новых возможностей…Христиане долго учились справляться с обычными финансовыми проблемами, но были консервативны и медленно реагировали на новые обстоятельства; Еврейская финансовая и торговая деятельность в ХVIII веке стала настолько широкой, что историки экономики испытывали временами соблазн считать их основной движущей силой создания современной капиталистической системы…Способность евреев сбивать цены вечно была причиной ярости и обвинений в том, что они либо жульничают, либо торгуют ворованными или конфискованными товарами…Евреи больше всех занятых коммерцией были преданы принципу, что главным арбитром в торговле является покупатель». Собственно, это и есть основной принцип капитализма: отсюда вытекает необходимость конкуренции и все остальное.
Хотите еще немца? Извольте: Вернер Зомбарт (1863-1941), социолог и экономист, автор книги «Евреи и хозяйственная жизнь», одно время ходивший в антисемитах и даже сочувствовавший национал-социализму. Весьма сожалею, что вынужден ограничиться небольшими выдержками из его сочинения [27]: «Без рассеяния евреев по северным странам земного шара не было бы современного капитализма, не было бы и современной культуры. Точно солнце, шествует Израиль по Европе: куда он приходит, там пробуждается новая (капиталистическая) жизнь; откуда он уходит, там увядает все, что до сих пор цвело…Их внутреннее, духовное значение для развития капитализма так велико потому, что евреи, собственно, являются теми элементами, которые пропитали экономическую жизнь духом современности; они именно содействовали полному развитию самой идеи капитализма».
Можно обратиться и к древнегреческому авторитету: «Они проникли во все страны, и трудно указать такое место в мире, куда бы это племя не пробралось и не стало господствующим»,– писал греческий географ и философ в первом веке до н. э.» [28, стр. 106]. О каком племени речь, объяснять, я думаю, нет необходимости.
Повсюду, где появлялись евреи, вставала одна и та же дилемма: уравнять евреев в правах с местным населением или ограничить их права. В первом случае в той или иной мере страдали те слои населения, которым евреи составляли конкуренцию: купцы, ремесленники, в более поздние времена – промышленники. Но развитие экономики страны заметно ускорялось, от чего выигрывали казна и большая часть населения, а со временем и «пострадавшие» – те из них, кто был способен к обучению – выравнивались, ибо в расширившейся экономике хватало места всем. Во втором случае конкуренты евреев могли быть довольны, но страдала экономика, а с нею – казна и все население. Какой из двух путей выбрать, зависело от дальновидности правителя, правящего слоя.
Буровский об этом пишет так [4, т. 1, стр. 211]: «У самых развитых народов лидерство евреев вызывает, скорее, восхищение. Они могут себе это позволить, потому что у них евреи контролируют значительные, но не определяющие сектора в экономике. Еврейских интеллектуалов много, но они не оттесняют на второй план интеллектуалов других народов. Народы менее развитые испытывают перед евреями настоящий тяжелый страх». И он приводит пример: «Эллины евреев не боялись, а вот египтяне – боялись, и Манефон изо всех сил пытался изобразить евреев так, чтобы с ними просто невозможно было иметь дело – чисто психологически» (Манефон – египетский жрец и историк IV - III века до н. э., первый в мире «теоретик» антисемитизма).
В главе 2 мы уже кратко останавливались на позиции, занятой Василием Розановым во время процесса Бейлиса. Еврейский философ и общественный деятель того времени Аарон Штейнберг, возмущенный этой позицией, пришел к Розанову для серьезного разговора. А получил он от него следующее объяснение [13, стр. 5]: «Вот видите ли, когда мои дочери, приходя из гимназии, взволнованно и с восторгом рассказывают, что нашли замечательную новую приятельницу, когда они находятся под большим впечатлением от нее, я уже наперед знаю, что это или Рахиль, или Ревекка, или Саррочка. А если их спросишь про новое знакомство с Верой или Надеждой, то это будут бесцветные, белобрысые, глаза вялые, темперамента нет! Так ведь мы, русские, не можем так смотреть, сжигая глазами, как вы вот на меня смотрите! Конечно, вы и берете власть. Но надо же, наконец, и за Россию постоять!» Вот и постоял русский мыслитель «за Россию», поддержав средневековое обвинение против Бейлиса. Чем не русский Манефон – тот же чисто психологический страх перед евреями…
Жить и работать за пределами черты оседлости имели право всего несколько процентов российских евреев: купцы 1-й гильдии, лица с высшим образованием, ремесленники, отнесенные к «полезным людям». Остальные, скученные в черте, и сами прозябали, и в экономику страны не могли вносить достойный вклад: «Миллионы евреев, которые по своим способностям и склонностям несомненно могли энергично содействовать экономическому прогрессу страны, были начисто лишены возможности это осуществлять» [15, стр. 132].
Там же (стр. 133): «Особая глава в истории еврейских правоограничений принадлежит статье 1171 Уложения о наказаниях 1845 года, которая гласила: «Евреи за производство вне черты, назначенной для постоянного их жительства какой либо торговли, кроме той, которая в определенных именно законом случаях им дозволена, подвергаются: конфискации товаров и немедленной высылке из тех мест».
«Статья эта была основана на постановлениях двух кодексов, которые были отменены вскоре после издания Уложения о наказаниях. Однако, она продолжала значиться во всех последующих изданиях Уложения и, несмотря на свой явный архаизм, стала особенно часто применяться судами в последние 25 лет перед революцией. Притом суды, вопреки всем юридическим принципам, придавали этой статье самое распространительное толкование и применяли ее в случаях, которые она никак предусматривать не могла…Чаще всего преследования по ст. 1171 возбуждались против евреев-ремесленников, которым по закону 1878 года разрешалась торговля вне черты оседлости только предметами собственного изделия. Толкованиям ст. 1171 посвящены сотни страниц сенатской казуистики. В одном решении Сенат признал законной для еврея-часовщика торговлю часами, составные части которых были чужого изделия, но собраны им самим. Но торговля еврея-булочника мукой была признана „вполне подходящей под действие ст. 1171“. Еврей-мясник, имевший ремесленное свидетельство на приготовление кошерного мяса, мог продавать его только „своим единоверцам“, но отнюдь не „всем желающим“».
Я догадываюсь, почему в случае часовщиков было принято положительное решение. Уже известный нам С. Милошевич рассказал [26] историю механика по починке швейных машин Самуила Кантора из Старой Руссы: «Много лет он чинил местному населению швейные машинки, а потом начал собирать их из присылаемых из-за границы деталей и продавать в качестве новых…И власти Старой Руссы выслали несчастного мастера из города в 24 часа. Самуил Кантор не согласился с подобным приговором и направил жалобу в Сенат, а когда тот оставил решение в силе, обратился к самому царю. „Разве ремесленник изготавливает свои изделия только из первоначального сырья? Разве портной сам делает сукно, сапожник – кожу, а пекарь выращивает зерно?“ – писал он. «Самое интересное, что царь ознакомился с жалобой и согласился с доводами еврея-ремесленника. Указав, впрочем, в своем решении, что оно индивидуальное и руководством служить не может». Тем не менее, принимая решение по часовщикам, Сенат, видимо, учел этот прецедент, ибо оба случая были вполне идентичны.
Говорят, лучшему нет предела. Но и худшему, видимо, тоже. Я снова и снова сравниваю «проклятое самодержавие» со сменившей его советской властью, за которую, не щадя живота, боролись и многие евреи. Вспоминаю послевоенные антиеврейские «дела», шитые абсолютно белыми нитками. Мы еще будем их касаться, сейчас скажу только, что в одном из них сам глава трибунала докладывал «наверх» об отсутствии доказательств вины обвиняемых и просил разрешить ему не приговаривать их хотя бы к расстрелу. Не помогло, людей расстреляли.
Но вернемся в начало века. Дижур приводит [10, стр. 184] выдержку из статьи «Евреи и русское народное хозяйство» (1916 г.) профессора М. Бернацкого: «Евреи составляют больше трети (35%) торгового класса России. Роль евреев в торговой жизни России громадна, они в значительной степени эту торговлю налаживают. Всякие тормозы в проявлении торговой энергии евреев отзываются болью в национально-экономическом теле России». Чтобы проиллюстрировать свою мысль, профессор рассказывает о преследовании евреев в Нижнем Новгороде в разгар ярмарочного сезона 1912 года. Общество фабрикантов и заводчиков Московского промышленного района подало по этому поводу протест в Совет Министров.
Вот выдержка из него (стр. 185): «Евреи исполняют в хозяйственном организме страны функции посредствующего звена между потребителями и производителями товаров; в северо-западных, южных и юго-западных губерниях эти функции исполняются почти исключительно евреями. Отделить при этих условиях торгово-промышленное население значительной части государства от центра фабричного производства – значит нанести огромный ущерб не только непосредственно купцам-евреям, но и огромному многомиллионному нееврейскому населению. Разобщить деревню с городом, города Запада и Юга с городами и деревнями центра и Востока означает как бы намеренное расстройство хозяйственной жизни страны…»
Тут стоит заметить, что, по свидетельству Буровского [4, т. 2, стр. 70], расцвет капитализма в Москве и во всем Центральном районе – дело рук старообрядцев, «у которых рубль крутился так же или, по крайней мере, в сравнимых масштабах быстро, как и у евреев». Как в древности эллины, они не боялись еврейской конкуренции, видели в евреях не столько конкурентов, сколько партнеров. Но режим, сообщает Дижур, оставался глух к увещеваниям.
Ситуация выглядела как заколдованная. В самых «верхах» как будто осознавали необходимость разрешения «еврейского вопроса». Гольденвейзер сообщает [15, стр. 123]: «Начиная с царствования Александра I и вплоть до 1905 года почти каждое десятилетие на какую-нибудь специально для той цели образованную Комиссию, Комитет или Совещание возлагалась задача – „пересмотреть существующие по сему вопросу узаконения и предложить желательные реформы“. Все эти Комитеты и Комиссии, – состоявшие из высших сановников, весьма далеких от либерализма, – неизменно приходили к выводу, что существующие правоограничения не достигают своей цели и должны быть – немедленно или постепенно – упразднены. Но ни один из выработанных Комитетами проектов разрешения еврейского вопроса не получил осуществления, и ограничения продолжали действовать, как встарь». Последний раз на столь высоком уровне о необходимости разрешения еврейского вопроса говорилось в «Высочайше утвержденном докладе от 3 мая 1905 года Комитета министров» [15, стр. 116]. Но опять все осталось «как встарь»…
Впрочем, еще одна «высокая» попытка изменить положение была предпринята через год только что назначенным на пост премьер-министра Столыпиным. О ней рассказал [15, стр. 121-122] «тогдашний министр финансов и будущий преемник Столыпина на посту премьера, граф В. Н. Коковцев в вышедших в 1933 году в Париже воспоминаниях». Столыпин предложил Совету министров «поставить на очередь вопрос об отмене в законодательном порядке некоторых едва ли не излишних ограничений в отношении евреев, которые особенно раздражают еврейское население России и, не принося никакой пользы, потому что они постоянно обходятся со стороны евреев, только питают революционные настроения еврейской массы и служат поводом к самой возмутительной противу-русской пропаганде со стороны самой могущественной еврейской цитадели – в Америке».
И далее, по рассказу Коковцева: «Пересмотр законов был закончен в одном заседании и „целый ряд существенных ограничений был предложен к исключению из закона“». Предложения были переданы императору в начале октября 1906 года. Николай II ответил только через два месяца, 10 декабря. Напомним: на дворе вовсю бушевала революция. И вот что ответил самодержец российский: «Несмотря на самые убедительные доводы в пользу принятия положительного решения по этому делу, внутренний голос все настойчивее твердит мне, чтобы я не брал этого решения на себя. До сих пор совесть меня никогда не обманывала. Поэтому и в данном случае я намерен следовать ее велениям…Я несу за все власти, мною поставленные, перед Богом страшную ответственность и во всякое время готов отдать Ему в том ответ». Что это был за «внутренний голос», кто стоял за «совестью» последнего русского царя, об этом мы расскажем в своем месте.
Почему высшие сановники, далеко не либеральные, выступали за отмену правоограничений в отношении евреев? Потому что понимали: это – в интересах государства. Но в Российском государстве всегда находилось, кому воспрепятствовать этим переменам. В эпоху Александра II сам император выступал за них, но его меры, как мы видели выше, выхолащивались министерскими циркулярами. При Николае II за перемены были министры во главе со своим председателем – теперь против был император.
Еще пример [10, стр. 185]: «Уже во время первой мировой войны, на заседании Совета министров от 4 августа 1915 года тогдашний министр торговли В. Н. Шаховской…требовал допущения евреев-беженцев не только в города за пределами черты оседлости, но и в сельские местности, и особенно подчеркивал, что „разрешение еврейского вопроса представляется чрезвычайно важным с точки зрения интересов торговли и промышленности“». Но [15, стр. 157]: «Министр путей сообщения заявил, что не может „переварить, что вся Россия страдает от тяжестей войны, но первыми получат облегчение евреи“». Подобные мнения высказал еще ряд членов кабинета. Как будто речь шла о предоставлении евреям каких-то преимуществ перед остальными, а не о простом (и, видимо, частичном) уравнении в правах!
Можно привести еще массу примеров, как представители правящего класса России, а также торгово-промышленных кругов требовали покончить с дискриминацией евреев. Они говорили о том огромном вреде, который эта дискриминация приносит интересам России – развитию экономики, благосостоянию населения, репутации страны в мировом сообществе, наконец, цели предотвращения революции, то есть сохранению самого самодержавия – ничто не помогало. Правящий класс в целом не в силах был побороть свою нутряную антипатию к еврею, предпочитая действовать по принципу: себе глаз, лишь бы еврею – два. Но получилось-то – себе не только оба глаза, но и все…
Семен Резник рассказывает [21, стр. 130-131]: когда Витте в 1905 году после заключения в Портсмуте мира с Японией имел аудиенцию у президента США Теодора Рузвельта, тот передал ему письмо для Николая II, в котором указывал на нарушение Россией торгового соглашения 1832 года. Оно предусматривало широкий доступ бизнесменов каждой из сторон на территорию другой. Российская сторона не впускала к себе американских евреев! Рузвельт просил пересмотреть эту практику, предупреждая, что иначе Америке придется расторгнуть договор. Но ни Витте, вскоре ставшему премьер-министром, ни сменившим его Столыпину и Коковцову, каждый из которых прекрасно понимал значение договора для России, не удалось изменить эту практику. В декабре 1911 года США, потеряв терпение, денонсировали договор. Торжествовал принцип: «Себе глаз, лишь бы еврею – два».
В основе этой антипатии лежал тот «настоящий тяжелый страх» перед евреем, о котором говорит Буровский. Помните, как императрица Елизавета говорила: «От врагов Христовых не желаю интересной прибыли»? Голденвейзер пишет [15, стр. 116-117]: «В течение 18-го века было издано четыре указа о выселении евреев из России и мотивом этой меры неизменно указывалось, что евреи – „имени Христа Спасителя ненавистники“… Русское правительство всеми мерами содействовало переходу евреев всех возрастов в христианство. Все правоограничения евреев были связаны не с расой или национальностью, а исключительно с религией, и поэтому акт крещения открывал каждому русскому еврею Сезам равноправия». Но, как говорилось выше, в 1870-е – 1880-е годы в России произошло то же, что ранее происходило в Европе: как только в жизнь вошло первое поколение европейски образованных евреев, возник расовый антисемитизм. Расовым его назвали потому, что от него уже и крещение не помогало: в основе его лежит тот самый страх перед интеллектуальной силой еврея, которая от факта крещения никуда не девалась.
Но… не все было, как в Европе: там расовый антисемитизм приходил на смену религиозному, в России же последний никуда не девался. Российско-православная культурно-историческая матрица (которая, как нас пытались уверить, никакого отношения к антисемитизму не имела) оказалась, в силу общего своего консерватизма, более живучей, чем западно-христианская. И оба антисемитизма – религиозный и расовый – зашагали по России рука об руку, поддерживая и усиливая друг друга. Как будет показано ниже, ничего в этом отношении не изменилось по сей день.
Политику, которую можно обозначить как «себе глаз, лишь бы еврею – два», правящий класс России проводил от страха перед еврейской интеллектуальной мощью. Помноженный на православную культурно-историческую матрицу, страх этот оказался особенно устойчивым и дал особо обильные плоды, которые долго пожинали евреи, а затем и на долю правящего класса империи кое-что перепало.