Евреи и «Советский проект», том 2 «Русские, евреи, русские евреи»

Часть 3. Встречный счет

Глава 17.

Оболганные «черносотенцы»

Римский историк Тацит, сам ненавидевший евреев,

приписывал им «ненависть к роду человеческому»

Семен Дубнов, «Размышления»

Но больше всех оболганы, оклеветаны евреями и сочувствовавшими им либералами были «черносотенцы». Так считал их наследник русский почвенник Вадим Кожинов. По его труду [2], прежде всего, мы и проследим за их обидами.

Для начала разберемся с самим термином. Кожинов сообщает [2, т. 1, стр. 22], что «Словосочетание „черная сотня“ вошло в русские летописи, начиная с ХII века» и обозначает оно «объединение „земских“ людей, людей земли, – в отличие от „служилых“, чья жизнь была неразрывно связана с учреждениями государства. И именуя свои организации „черными сотнями“, идеологи начала ХХ века стремились тем самым возродить древний сугубо „демократический“ порядок вещей: в тяжкое для страны время объединения „земских людей“ – „черные сотни“ – призваны спасти ее главные устои». Удивительно точное определение: «черносотенцы» действительно стремились спасти «устои», если не ХII, то какого-нибудь ХV века. Вот только «демократическими» эти «устои» назвать никак нельзя: может ли быть нечто менее совместимое с демократией, чем самодержавие? Разве что тоталитаризм.

Нам важно проследить, как Кожинов разбирает (стр. 20-21) данное в одном из словарей толкование понятия «черносотенец». В словаре сказано, что это «член, участник погромно-монархических организаций в России начала 20 века, деятельность которых была направлена на борьбу с революционным движением». Понятно, с определением «погромные» Кожинов не согласен, вместо этого, говорит он, «правильнее было бы сказать „крайне“ или „экстремистски монархические“ (то есть не признающие никаких ограничений монархической власти)».

И далее он уточняет, что «черносотенцы» отстаивали не только монархизм, но «тройственный, триединый принцип – православие, монархия (самодержавие) и народность (то есть самобытные отношения и формы русской жизни). Во имя этой триады „черносотенцы“ и вели непримиримую, бескомпромиссную борьбу с Революцией, – притом гораздо более последовательную, чем многие тогдашние должностные лица монархического государства, которых „черносотенцы“ постоянно и резко критиковали за примирение либо даже за прямое приспособленчество к революционным – или хотя бы к сугубо либеральным – тенденциям. Не раз „черносотенная“ критика обращалась даже и на самого монарха и на главу православной Церкви, и на крупнейших творцов национальной культуры».

Все это – святая правда, особенно что касается «либеральных тенденций». Понятно, что должностные лица государства и даже сам монарх, имея дело с реалиями жизни, неся как-никак ответственность за это самое государство, при всей своей реакционности, порой вынуждаемы были идти на те или иные перемены в государственном законодательстве, в общественных отношениях. «Черносотенцы» же, которые ни за что не отвечали, зубами держались за старые порядки и, как мы увидим ниже, всеми силами удерживали монарха и все государственные структуры от любых перемен, в частности, и в отношении еврейского бесправия.

В этом и состоит их главная вина – не перед евреями, а перед Исторической Россией, которую они так старались сохранить. Английские консерваторы всегда понимали: в отношении колоний – оставаться, уходя; в отношении собственного государства – сохранять, идя на диктуемые временем перемены. Русские консерваторы в отношении присоединенных народов и земель исповедовали принцип «держать и не пущать» и тупо сопротивлялись любым переменам в жизни государства – и тем самым более успешно, чем любые революционеры, способствовали его краху.

Изложенным уточнения Кожиновым определения понятия «черносотенец» не кончаются. Он пишет: «Словарное определение относит к „черносотенцам“ только деятелей „начала ХХ века“; между тем, это обозначение часто – и опять-таки с полным основанием – применяется и ко многим деятелям предыдущего, ХIX века, хотя и называют их так, конечно, задним числом. Но, как бы то ни было, начиная по меньшей мере с 1860-х годов на общественной сцене выступали идеологи, которые явно представляли собой прямых предшественников тех „черносотенцев“, которые действовали в 1900-1910-х годах».

Ну, золотые слова! Действительно, при Николае I удерживать российское государство от каких-либо перемен не было никакой необходимости: с этой задачей прекрасно справлялись сам самодержец и его ближайшее окружение. Когда же Россия получила основательно по голове в Крымской войне, новому императору Александру II и его правительству стало ясно, что без реформ не обойтись. И тут же, немедленно русская интеллигенция выделила из своей среды отряд консерваторов, которые считали своей задачей всячески удерживать страну от любых перемен. Мы не раз еще будем убеждаться: в России всегда есть кому тянуть страну назад.

Любопытную информацию о предыстории «черной сотни» сообщает в своих «Воспоминаниях» Милюков [33, том 1, стр. 409]: «История ее восходит к царствованию Александра III, когда для борьбы с революцией организована была высокопоставленными лицами известная „Священная дружина“, предполагавшая действовать террором. Тогда из этого начинания придворных белоручек ничего не вышло. Но теперь явились новые организаторы „белых“ террористов, спустившиеся до рядов, где можно нанять и купить». Кожинов называет ряд имен «проточерносотенцев» последних десятилетий ХIX века, и первым в этом ряду идет наш знакомец историк Д. И. Иловайский (1832-1920). Надеюсь, читатель вспомнит: это он был в начале 1880-х годов закоперщиком травли в русской прессе евреев после убийства Александра II – травли, которая вылилась в массовые еврейские погромы.

И еще одно ценное замечание, которое нам не раз пригодится, оставил нам последователь «черносотенцев», русский почвенник Кожинов. Он говорит(стр. 20-21), что понятие «черносотенец» нельзя сужать: «Нередко вместо него предпочитают говорить о „членах Союза русского народа“, но при этом дело сводится только к одной (пусть и наиболее крупной) патриотической и антиреволюционной организации… Между тем „черносотенцами“ с полным основанием называли и называют многих и весьма различных деятелей и идеологов, выступивших намного ранее создания Союза русского народа, а также не входивших в этот Союз после его возникновения и даже вообще не состоявших в каких-либо организациях и объединениях... Так, например, авторы и сотрудники редакции знаменитой газеты «Новое время» не входили в какие-либо „черносотенные“ организации,.. но тем не менее „нововременцев“ вполне основательно причислили к лагерю „черносотенцев“».

Что касается «Нового времени», ее «черносотенность» не вызывает никаких сомнений: в части 2 говорилось, какую роль этот флагман российской юдофобской прессы играл в начале века в разжигании ненависти к евреям. И виднейшего сотрудника «Нового времени» Василия Розанова, как пишет Кожинов (стр. 41) «вполне „заслуженно“ именуют „черносотенцем“» (в его устах это похвала). Опровергая мнение, что в «черносотенцах» были только «подонки населения», он перечисляет (стр. 25-29) ряд видных представителей русской культуры, иерархов Церкви, которые либо прямо входили в «черносотенные» организации, либо, не будучи формально их членами, придерживались вполне «черносотенных» взглядов.

Это чистая правда, и в этом нет ничего удивительного: «черносотенство» было одним из этапов «почвеннического» движения в России, зачинателями которого были в 1830-1840-х годах славянофилы – все до одного представители высшего слоя интеллигенции. Преимущественно интеллигентским движение оставалось до конца Х1Х века. В начале ХХ века, когда стала явной угроза революции, что означало угрозу идеалам почвенничества и, следовательно, во весь рост встала задача их защиты, почвенническая интеллигенция, понимая, что одной ей это не под силу, стала привлекать в свои организации самые темные («черные») слои общества. Так движение стало «черносотенным». В наше время почвенничество стало, в основном, опять забавой определенной части российской интеллигенции. Но уже и «подонки общества» подтягиваются…

Кожинов пытается причислить (cтр. 37-39) к «неформальным черносотенцам» «веховцев». В отношении большинства из них это явная натяжка, но, что касается, С. Булгакова, я с большим огорченеием обнаружил, что это не столь уж далеко от истины. Но об этом – позже.

Он не упомянул о важнейшем секторе «неформальных черносотенцев» – офицерском корпусе. По закону, как и во многих других странах, военные не имели права состоять в политических организациях. Но взгляды, близкие к «черносотенным», были широко распространены в русских армейских кругах, офицеры и генералы составляли, пожалуй, самую многочисленную группу в право-консервативной части общества. Если кто-то думает, что во время Гражданской войны они сражались на стороне «контрреволюции», то есть Белой армии, тот глубоко заблуждается. Но об этом – тоже в свое время.

Обратимся к конкретным обидам «черносотенцев» и их нынешних защитников. Кожинов пишет (стр. 122-123), что главной заботой «черносотенцев» была борьба против Революции, а «травили» их тогда (и «травят» по сегодняшний день) за «их речи и статьи, в которых они обращались к еврейской теме». Как он поясняет, «к моменту начала „черносотенного“ движения в силу целого ряда различных обстоятельств и тенденций установилось такое положение, что любое – именно любое – критическое суждение в адрес евреев оценивалось в интеллигентской среде как нечто совершенно недопустимое; те, кто „позволял“ себе высказать публично такие суждения, становились поистине отверженными… Такая в сущности абсурдная „ситуация“ была создана к началу ХХ века. Ныне, в конце ХХ века, это положение поистине доведено до предела во всех так называемых „цивилизованных“ странах».

Что тут можно сказать? По крайней мере, относительно «конца ХХ века» Кожинов допускает большое преувеличение: европейские СМИ этого времени переполнены обвинениями в адрес еврейского государства, в которых совершенно игнорируются преступления противной, арабской, стороны против него, вынуждающие евреев защищаться. Что же касается России или Украины, там и по сей день не редкость самые дикие обвинения против евреев.

Тем не менее, надо признать, что доля правды в словах Кожинова есть. Преувеличенное, порой даже нелепое, восприятие любой критики в адрес евреев (причем, не только самими евреями) имело место тогда, встречается и сейчас. Правда, понять это явление можно. В США многолетняя дискриминация «цветных» привела в последние десятилетия ХХ века к формированию концепции «политкорректности», которая призвана послужить некой компенсацией за прошлые обиды, но порой оборачивается дискриминацией уже «белых». Точно так же многолетние преследования и дискриминация евреев в Российской империи привели к началу ХХ века к формированию в российской интеллигентской среде подобной концепции в отношении евреев, которая тоже не обходилась без перехлестов. А уж после Холокоста середины ХХ века каждый порядочный человек не мог не выработать в себе особого отношения к евреям.

Однако, чрезмерные требования «политкорректности», особенно если они исходят от нас самих, шли раньше и идут теперь нам же во вред. Если мы признаем, вслед за Жаботинским, что мы такой же народ, как остальные, если мы требуем от других народов права иметь нам своих жуликов и негодяев, что же мы обижаемся, если нам на них указывают. Другое дело, огульные обвинения, клевета на евреев как на народ в целом. Именно этим и занимались «черносотенцы», и Кожинову не удастся спрятать жидоедство своих идейных предтеч за формулировками о нетерпимости евреев к «критическим суждениям» в их адрес.

Вот как выглядели «суждения» «черносотенцев» на деле [32, стр. 114]: «Они поддерживали все российские законы, ограничивающие политическую и экономическую деятельность евреев, призывали сохранить запрет на их проживание в большей части Российской империи („черту оседлости“). Черносотенец Н. Е. Марков восклицал: „Опомнись, Россия, наша инородчина вконец обнаглела!“. В черносотенных кругах даже рассматривался проект выселения евреев за пределы России. Одним из наиболее популярных лозунгов „Союза русского народа“ был такой: „Россия – для русских!“». Вот откуда еще идет этот лозунг, весьма популярный в нынешней России. Русским, поддерживающим его, претензии следует адресовать захватнической политике своих царей и императоров: оставайся Россия в границах первоначального расселения русичей, никаких проблем с этим не возникло бы. Евреи, в частности, к русским в «инородцы» не набивались.

Лидер кадетов Павел Милюков в своих мемуарах так характеризовал деятельность двух главных думских «специалистов по еврейскому вопросу», руководящих «черносотенцев» Маркова и Пуришкевича [33, том 2, стр. 65]: «Шла ли речь об армии, предлагалось исключить евреев из армии; обсуждались ли проекты городского и земского самоуправления, вносились предложения исключить евреев и оттуда; по поводу прений о школе требовалось ограничение приема туда евреев; исключались евреи из либеральных профессий врачей и адвокатов».

Уже эти «невинные» «обращения к еврейской теме» (терминология Кожинова) достаточно красноречивы. Но, что же, деятельность «черносотенцев» словесами и ограничивалась? Кожинов так и пишет (стр. 118-119): «„Вина“ Союза русского народа и „черносотенцев“ вообще заключалась не в каких-либо действиях, но в словах – в том, что они писали и говорили… Они вели все же именно идеологическую борьбу, их оружием было слово». Но разве революционеры не вели идеологическую борьбу? Это, однако, не мешало им дополнять ее террором.

Нет, Кожинов признает, что «черносотенцы» тоже немножко занимались террором. Но, пишет он (стр. 80), «совершенно мизерный в сравнении с красносотенным, являющийся лишь ничтожным ответом на него, “черный террор” 1906-1907 годов был раздут либеральными и левыми кругами до гигантских масштабов…» Что правда, то правда: того, что можно определить как террористические акты, за «черносотенцами» действительно числится намного меньше, чем было их на счету «красносотенцев», которые (стр. 118) «по убедительным подсчетам историка из США Анны Гейфман убили в 1900-х годах 17 тысяч человек».

Все так, но была в «черносотенных» актах одна странность: по Кожинову «черносотенный» террор был ответом на «красносотенный», да и образовались «черносотенные» партии (стр. 72) «исключительно ради сопротивления красносотенным». Но покушались они почему-то исключительно на либералов, хотя те к террору никакого отношения не имели. Да и из либералов  они выбирали в качестве жертв главным образом евреев. Вот Милюков рассказывает [33, том 1, стр.404] о возвращении депутатов Думы от кадетской партии в Петербург из Выборга, где они готовили протест против роспуска 1-й Думы: «По дороге мы узнали, что уже в пути на нас готовилось покушение. В списке обреченных стояли, кроме Герценштейна и Иоллоса, Винавер и я». Двое первых были таки убиты «черносотенцами» позднее. Несколько далее (стр. 426) Милюков сообщает: «Появилось в печати телеграфное сообщений из Эйдкунена, что на границе задержан некий фельдшер Смирнов, известный нам, как участник черных боевиков, ехавший с поручением убить Милюкова, Гессена, Грузенберга и Слиозберга». В обоих списках, кроме ненавистного «черносотенцам» главы кадетов, одни еврейские фамилии. Объяснения этим «странностям» Кожинов не дает.

И еще одна «странность» (стр. 72, 104): «черносотенцы» заимствовали у «красносотенцев» «большую часть тактических приемов» (заметим: совсем как фашисты и национал-социалисты двумя-тремя десятилетиями позднее). Более того, как признает Кожинов (стр. 78), «черносотенцы» нередко проводили свои теракты руками «красносотенцев»! Внятного объяснения всему этому почвенник тоже не дает.

Вопросы эти подробно рассмотрены нами в главах 24 – 25 1-го тома данного сочинения. Как там показано, еще в середине ХIХ века между двумя, казалось бы, противоположными общественно-политическими движениями России – славянофилами и «западниками» – установился своего рода консенсус: и те, и другие выступали, хоть и из разных соображений, за общинно-коллективистский, социалистический строй и против буржуазного, либерально-демократического, западного. Замечательные иллюстрации того, как в начале ХХ века наследники тех и других – «черносотенцы» и большевики – не всегда осознанно, но дружно работали на общую цель – против буржуазно-демократической революции, мы находим опять же у Милюкова.

Вот он говорит [33, том 1, стр. 407] о большевиках: «Эти люди усердно гнали русскую революцию слева, как крайние реакционеры гнали ее справа; но последние, по крайней мере, понимали, что делали, и стремились… к полной реставрации, сознательно, тогда как первые, упорно преследуя то, что тогда казалось утопией, так же усердно расчищали им путь. Между этими двумя крайностями и состоялся губительный для мирного исхода губительный контакт».

А это о подготовке к выборам во вторую Думу (стр. 416): «Дворянство и черносотенцы… больше всего опасались, к чему стремились к. д. Если „не к чему будет придраться“, говорилось на экстренном съезде дворянства 24 ноября, то „под защитой авторитета, завоеванного внешней законностью действий, она проведет законы, гибельные для государства“. „Таким образом укрепится в России парламентаризм, и Дума станет постоянным учреждением“. Отсюда директива, данная Пуришкевичем: где нельзя будет выбрать правых, выбирать „крайних левых“. „Так решает Союз русского народа!“». Поясним: к. д. – это конституционные демократы, то есть кадеты, партия российских либералов, крайне левые – большевики. Для «черносотенцев» самое страшное – это парламентаризм, воплощение демократии. Мы еще увидим, какую роль неприятие парламентаризма и демократии теми и другими сыграет через десятилетие с небольшим…

Одна общая черта объединяла крайне правых и крайне левых (стр. 417): «Черносотенцы и социалисты одинаково стояли на почве внепарламентской борьбы, – на точке зрения насильственного государственного переворота». И далее (стр. 420) Милюков пишет, что в Думе «осаду» кадетов начали как правые, так и левые. А Кожинов пытается нас убедить, что «черносотенные» партии образовались «исключительно ради сопротивления красносотенным», то есть левым.

Но «главное и наиболее тяжкое обвинение, висящее на “черносотенцах” – прежде всего на Союзе русского народа, – это, конечно, обвинение в организации погромов, выразившихся не только в разрушении и грабеже имущества евреев, но и в многочисленных убийствах...» – пишет он [2, том 2, стр. 87 ]. Понятно, он его категорически отвергает, и главный его довод заключается в том (стр. 104-105), что Союз русского народа «возник в конце 1905 года… а погромы разразились в октябре». Довод этот представляется детским.

Если быть точным, волна погромов разразилась 18 октября 1905 года, на второй день после публикации царского манифеста, а Союз русского народа был создан 8 ноября, то есть менее, чем через три недели. Сам же Кожинов цитирует (стр. 105) «казалось бы, серьезного еврейского историка С. М. Дубнова», который в 1919 году «счел возможным написать, что в октябрьских погромах 1905 года „участвуют организующиеся „черные сотни“». Дескать серьезный человек, а такую чепуху написал.

Смешно думать, что Союз русского народа вырос вдруг, как гриб, на пустом месте. Вот как это было [32, стр. 112]: «Конец ХIХ века стал точкой отсчета в истории российских монархических организаций… Сторонники самодержавия впервые объединились в 1900 г., основав Русское собрание, которое провозгласило чисто просветительские цели. Со временем Русское собрание расширилось и окрепло, возникли его отделения в провинции, появились собственные печатные издания. Члены этой организации считали, что самодержавие – благо для России, что оно несет стране мир и процветание за счет обеспечения твердой власти в государстве». Согласитесь, эти организации любителей «твердой власти» – это уже кое-что: кто даст гарантию, что в критический момент все они останутся верны исключительно «просветительским целям»…

Но читаем дальше: «Одновременно с Русским собранием в Москве, Петербурге и некоторых губернских центрах начали действовать другие монархические кружки. Весной 1905 г. они объединились в „Союз русских людей“ – первую организацию монархистов, построенную по принципу политической партии. В России накануне революции 1905-1907 гг. существовало уже несколько десятков различных монархических объединений: от крупных (Монархической партии и „Союза русских людей“) до крохотных… Хотя руководили монархическими союзами представители высших сословий – дворяне, помещики, монархическая интеллигенция, основную массу членов партий составляли городские слои населения – мелкие лавочники, ремесленники и рабочие».

Созданный 8 ноября 1905 года Союз русского народа венчал этот рыхлый конгломерат и вобрал в себя большую часть разнокалиберных «черносотенных» организаций. Но, как видим, и до 8 ноября было кому устраивать погромы, которые, как было показано в главе 11, были направлены не только против евреев, но и против «революционеров», то есть всех, кто радовался «дарованию» царем Манифеста 17 октября 1905 г.

Но Кожинов буквально заклинает (стр. 108): «Но самое замечательное, пожалуй, состоит в том, что Союз русского народа не только не организовывал, но и никогда не „планировал“, не „замышлял“ противоеврейских погромов». Как будто, если к словам «не организовывал» добавить еще «не планировал» и «не замышлял» (можно еще присовокупить «и в мыслях не имел» и т. д.), то голословное утверждение станет более убедительным. А следом идет примечательное признание: «Мне могут возразить, указав на наличие тех или иных тогдашних листовок, в коих можно усмотреть побуждение к погромам. Но отдельные безответственные экстремисты характерны для любого общества, находящегося в состоянии смуты. Что же касается самого Союза русского народа как организации, никаких действительных призывов к погромам от его имени не было».

Значит, погромные листовочки все-таки были. Но, конечно, они были выпущены не Союзом русского народа, иначе он бы их обязательно подписал. А за «отдельных безответственных экстремистов» он отвечать не может. Интересно только, откуда в то время у этих «отдельных» могла взяться типографская машина? Но были, как можно понять, и листовки, подписанные Союзом, но это были не призывы к погромам, а всего лишь «тексты, выражающие веру в грядущее возмездие, которое ожидает чудовищных революционных убийц». Так это ж «в грядущем», этак лет через сто, при чем тут тогдашние погромы…

Но у Кожинова есть еще один козырь: как сообщает некто В. Левицкий, «Союз русского народа не раз выступал с самым резким осуждением противоеврейских погромов – правда, вместе с тем утверждая, что погромы порождены экономической практикой евреев; так, председатель  Главного совета Союза русского народа А. И. Дубровин заявил, что евреи „своими преступлениями довели до преступления русский народ“». Помните, как Василий Розанов писал о бессарабской Сахарне: «Сахарна пашет, работает, потеет, а евреи ее пот обращают в золото и кладут в карман». «Экономическая практика евреев» – это, как мы знаем, излюбленное объяснение погромов самим Кожиновым. В подобных случаях говорят: избави меня, Господи, от таких защитников, от врагов я как-нибудь и сам избавлюсь.

Приводит Кожинов и текст официального заявления Союза русского народа от 10 ноября 1906 года по поводу погромов. Но когда имела место основная волна погромов (октябрь 1905 года), а когда было принято заявление. И, вообще, читателю, думаю, уже ясно, что не стоит тратить бумагу на воспроизведение официальных заявлений этой организации. Кожинов – человек, как читатель, вероятно, уже заметил, предусмотрительный, поэтому он пишет: «Кто-нибудь скажет, конечно, что это-де хорошая мина при плохой игре…» Знает кошка, чье мясо съела…

Известен такой случай. 29 января 1907 года по чистой случайности была обнаружена бомба с часовым механизмом, с помощью которой «черносотенцы» пытались взорвать бывшего премьер-министра С. Ю. Витте. Было заведено следствие. И вот, читаем [32, стр. 38]: «Следствие беспокоило черносотенцев. В качестве маскировки в своей газете „Русское знамя“ они поместили заметку: „Любой палач покажется гуманистом в сравнении с людьми, наталкивающими пылкую молодежь на убийство своих противников“. Лидер черносотенцев Александр Дубровин отозвался о покушении так: „Чего же хотят кровожадные безумцы, вкладывающие адские машины в печи – неужели убийства ради убийства, кровь ради крови?“ Но уже через несколько дней маска была сброшена: черносотенцы стали распускать слухи о том, что Витте сам подбросил себе „адские машины“» Якобы он сделал это ради поддержания своей угасающей известности «великого реформатора России». За реформы они его и ненавидели. Следствие по делу долго волокитилось, пока в тюрьме не умер непосредственный его организатор…

Интересно, на что рассчитывал Кожинов – на читателя, который о «черносотенцах» будет знать только по его труду?.. Но он располагал еще третьим козырем: в руководстве Союза русского народа якобы состояли два еврея – И.Я. Гурлянд и В. А. Грингмут. Последний был даже (стр. 126) «основоположником и главой первой по времени политической “черносотенной” организации — Русской монархической партии (впоследствии она почти целиком влилась в Союз русского народа) и редактором наиболее основательной “черносотенной” газеты “Московские ведомости”». Но вот о чем пишет сам Кожинов (стр. 70): «Поддавшись мощной пропагандистской волне, даже С. Н. Булгаков (тогда еще, впрочем, весьма либеральный) писал в 1905 году о видном “черносотенце” В. А. Грингмуте, что он-де “хотел бы утопить в крови всю Россию”».

Ну, хорошо, Булгаков был в 1905 году наивным либералом и потому заблуждался. В предыдущей главе было приведено следующее свидетельство С. Г. Сватикова, по заданию Временного правительства проводившего расследование тайной деятельности царской охранки [46, стр. 203]: «Осенью 1905 г., в здании Департамента Полиции втайне от начальства и чиновников Департамента, Рачковский организовал печатание погромных листков…» На этом фраза была оборвана, а сейчас приведем ее окончание: «…которые распространялись в Петербурге через доктора Дубровина, в Москве – через Грингмута, в Вильне – через Шкотта».

Действительно ли Грингмут, как уверенно заявляет Кожинов, был евреем? Фамилия не очень-то еврейская. В Германии группой российских немцев, которых по праву можно назвать наследниками «черносотенцев», издается газета «Heimat». В 2003 году в ней была опубликована статья [50] под названием «Предводитель черносотенцев». Вот что в ней написано:

«Владимир Грингмут родился в Москве 3 марта 1851 года. Его предки принадлежали к старинному немецкому роду из Прусской Силезии. Дед Грингмута был бургомистром города Лигнице. Отец Виллибальд-Генрих, окончив университета со степенью доктора филологии, занимал кафедру классической филологии в университете Бреслау. Откуда попечителем Московского учебного корпуса графом Строгановым был приглашен в Москву. Постепенно Виллибальд-Генрих Грингмут обжился в Москве, где его стали называть просто Андреем Ивановичем, но русского подданства так и не принял и веру не сменил…»

Вот такой был «еврей» Грингмут – немец, даже не из прибалтийских, а из самых коренных. Кожинов был историком и мог бы проверить его происхождение, тем более, что уже его имя-отчество – Владимир Андреевич – настораживает. Кстати, в той же газете с гордостью приведен целый список видных российских немцев, входиших в Союз русского народа или его предшественник – «Русское собрание». Среди них – министр внутренних дел В. К. Плеве, премьер-министр (в самый разгар войны с Германией!) Б. В. Штюрмер, обер-прокурор Священного Синода В. К. Саблер (последнего юдо-озабоченные авторы тоже часто зачисляют в евреи).

Скажем еще хотя бы очень кратко о роли «черносотенцев» в деле Бейлиса [32, стр. 116]: они были его инициаторами, следствие шло под их постоянным давлением, «черносотенные» газеты Киева «пестрели заметками о кровожадных евреях», которые затем появились и в столичных газетах. Накануне суда редактируемое Дубровиным „Русское знамя“ выступило с провокационной статьей: «Правительство обязано признать евреев народом столь же опасным для жизни человечества, сколь опасны волки, скорпионы, гадюки, ядовитые пауки и прочая тварь». 29 апреля 1911 года небезызвестный депутат-«черносотенец» Марков-второй, выступая в Думе, сказал: «Наша детвора, гуляющая на солнце, веселящаяся, радующаяся в садиках, каждую минуту может попасть в беду, к ней может подкрасться с длинным кривым ножом жидовский резник и, похитив резвящегося на солнышке ребенка, утащить его к себе в жидовский подвал и там выпустить из него кровь».

И никто из депутатов почему-то не спросил у коллеги: зачем «жидовскому резнику» красться к христианскому ребенку «с длинным кривым ножом», если «выпускать из него кровь» он будет «в жидовском подвале»? Ведь при самом акте похищения ребенка длинный нож будет только помехой, да еще и ненужной уликой. И вообще, я думаю, жиды организуют это дело умнее: похищением христианских детей занимаются специальные ловцы, а уж кровь из них выпускает резник в своем подвале. Выше приводились признания русских же авторов, что русские многим уступают евреям в логическом мышлении. Ну, а «черносотенцы» – это ж русские из русских, так сказать, калированные русские, потому, видно, и логическое воображение у них – на нуле.

В предыдущей главе говорилось о том, что если бы даже правительство России, правительственные чиновники не были причастны к организации погромов, самой проводимой режимом политики государственного антисемитизма хватило для поддержания и стимулирования погромных настроений в народных массах. То же можно сказать о «черносотенцах»: если бы даже они были не причастны непосредственно к погромам, уже сама их юдофобская пропаганда делала свое дело. Когда Кожинов пишет (см. выше) «„Вина“ Союза русского народа и „черносотенцев“ вообще заключалась не в каких-либо действиях, но в словах – в том, что они писали и говорили…», он зря берет „Вину“ в кавычки: каким мощным оружием может быть слово, доказывать не надо.

В главе 8 говорилось о том, какую роль сыграли во вспышке погромов начала 1880-х годов выступления историка Иловайского (которого Кожинов по праву назвал первым в ряду непосредственных предшественников «черносотенцев» в ХIХ веке), а также «проточерносотенной» русской прессы. Тогда действительно никаких «черносотенных» организаций не было, сработало «черносотенное» слово в чистом виде.

Лидер кадетов Павел Милюков отмечал, что роль слова, в том числе и антисемитского слова, возросла в «конституционную» эпоху, в период борьбы за голоса избирателей на выборах в Государственную думу [34, стр. 354]: «Напомнив известное изречение Бисмарка, что антисемитизм – это „социализм дураков“, Милюков, развивая эту мысль, писал: „Для того, чтобы бороться с социализмом умных людей, нужно темных людей взять в свои руки и поманить их призраком улучшения их быта, показавши им мнимого врага вместо действительного. И антисемитизм говорит темной массе: вот твой враг, борись с евреями, и ты добудешь социальные улучшения“».

Отмечено очень точно: революционеры и либералы, каждые на свой лад, звали народ к перустройству общества. Главной задачей «черносотенцев», как настаивает Кожинов, и это соответствует действительности, было не допустить никаких перемен. Но народные массы хотели улучшения своего социального положения, им и указывали на евреев. Помните, как «черносотенцы» «защищали» евреев (см. выше): «Союз русского народа не раз выступал с самым резким осуждением противоеврейских погромов – правда, вместе с тем утверждая, что погромы порождены экономической практикой евреев». Очень удобно, не надо даже каждый раз изыскивать повод для погромов, «экономическая практика евреев» всегда под рукой.

Солженицын выбрал отличную от Кожинова линию защиты «черносотенцев»: не отрицая их антисемитизма, он всячески старается преуменьшить их возможности [5, том 1, стр. 405-406]: «Еще утвердилось, что погромами октября 1905 года руководил Союз Русского Народа. Это – неправда, он только в ноябре 1905, тоже от инстинкта народной обиды, стал возникать. В его тогдашней программе действительно были положения противоеврейские, против евреев всех без разбора… Однако, Союз этот, раздутый слухами и страхами в легендарный, был в реальности жалкой, бессильной и безденежной партией… Через несколько лет после загасания революции 1905 Союз Русского народа – и от начала бутафорский – бесславно растаял».

Ну да, бутафорский. Несколько ниже у него же (стр. 421) читаем о том, как проходила выборная кампания во вторую Государственную Думу в черте оседлости: «…там шла усиленная антиеврейская агитация активных в Западном крае правомонархических кругов. „Крестьянству было внушено, что все передовые партии стремятся к уравнению евреев в ущерб интересам коренного населения“; что „за спиною подстроенного народного представительства“ страною управляет иудейско-масонский синдикат грабителей народа и предателей государства… что конституция „вместо татарского ига сулит России позорное иго международного кагала“. И внушался отрицательный список к отъему уже наличествующих прав: не только не избирать евреев в Думу, но водворить их всех внутрь черты, воспретить торговать хлебом, зерном и лесом,.. сократить и саму черту оседлости…». Идет длинный список того, что следует евреям запретить, чего их лишить и т. д. Результатом этой агитации «черносотенцев» стал «почти полный провал» на выборах в Думу в черте оседлости не только еврейских, но и вообще прогрессивных кандидатов. Вот такая «бутафория»…

Относительно «безденежности» черносотенного Союза интересную информацию приводит, со ссылкой на тогдашнего министра финансов Коковцова,  Милюков [33, том 2, стр. 135]. В 1912 году предстояли выборы в третью Думу. «Уже в 1910 г. Столыпин начал подготовку, потребовав от министра финансов на выборы четыре миллиона». По тем временам это была весьма солидная сумма. Деньги эти распределялись по «черному» списку, тайно. Коковцов говорит, что ему с трудом удалось добиться сокращения этой суммы до трех с лишним миллионов рублей. «Ставши председателем Совета министров, Коковцов поинтересовался, на что пошли эти суммы» (это после убийства Столыпина). Кадеты, естественно, по этому списку не получили ничего, немного перепало октябристам. Но «властно и нераздельно господствует правое крыло». Возглавили список получателей все руководители «черносотенцев»: Марков 2-й, Дубровин, Пуришкевич.

Это к вопросу о «безденежности» «черносотенцев». А что касается их «бессилия», позволю себе воспроизвести еще раз приведенный в предыдущей главе ответ царя от 10 декабря 1906 года на предложение Столыпина и его министров об отмене самых тяжких правовых ограничений для евреев: «Несмотря на самые убедительные доводы в пользу принятия положительного решения по этому делу, внутренний голос все настойчивее твердит мне, чтобы я не брал этого решения на себя. До сих пор совесть моя никогда меня не обманывала. Поэтому и в данном случае я намерен следовать ее велениям…» Текст ответа был приведен по мемуарам все того же графа Коковцова.

А Фрумкин сообщает [31, стр. 123], что тот же ответ привел в своих мемуарах и В. А. Маклаков, но он рассказал также, кто стоял за «внутренним голосом» царя: «На дворянском съезде 16 ноября 1906 года Пуришкевич между прочим хвалился дисциплиной и влиянием „Союза русского народа“. Когда несколько дней назад, рассказывал он, в Совете министров был принципиально задет вопрос о расширении черты еврейской оседлости, Главный Совет, обратившись к отделениям Союза, предложил им просить Государя воздержаться от утверждения проекта Совета. По прошествии 24 часов у ног Его Величества было 205 телеграмм. Вот источник того внутреннего голоса, который Государя будто бы никогда не обманывал». Поясним: Пуришкевич был заместителем председателя Главного совета Союза русского народа. А «проект Совета», от которого надо было просить царя отказаться, – это и были предложения возглавляемого Столыпиным Совета министров о расширении прав евреев.

В подтверждении того, что то был не случайный эпизод, мне придется привести довольно обширную выдержку из книги Резника [21, стр. 287]: «После того, как Нейгардт, уличенный как соучастник Одесских погромов 1905 года, был заменен генералом А. Г. Григорьевым, тот посчитал своей обязанностью положить предел разгулу в городе черносотенной анархии… Глава отделения граф Коновницын имел свою дружину: вооруженные отряды молодчиков в полувоенной форме браво маршировали по улицам города, наводя ужас на всех обывателей. Дружинники куражились над прохожими, избивали ни в чем не повинных людей на глазах державшейся в стороне полиции. Почти каждый день происходили убийства... Словом, то были предтечи будущих штурмовиков СД и СС (как и нынешних баркашовцев, „памятников“, бритоголовых).

В ответ на попытки Григорьева как-то обуздать дружинников граф Коновницын поехал в Петербург, получил аудиенцию у государя, и тот заверил его, что Союз русского народа – это единственная его надежда и опора, о чем, возвратившись, воодушевленный граф раструбил на всю Одессу. Особенно охотно он рассказывал о том, как маленький наследник престола, присутствовавший на встрече, взобрался к нему на колени, теребил его бороду и, увидев на его груди ленту Союза русского народа – такую же, как у него самого, спросил: „Ты союзник?“; и, получив утвердительный ответ, сказал: „Я тоже союзник!“

Градоначальник Григорьев сам поехал в столицу, чтобы рассказать государю правду о Коновницыне и его братве. Но – „когда государь явился, то генерал, к своему ужасу, увидел на его груди значок Союза русского народа, такой же, какой красовался в Одессе на груди у участников погромов“. Заготовленная Григорьевым речь застряла у него в горле. Вскоре Одесса получила „правильного“ градоначальника, И. Н. Толмачева, который тотчас вступил в сговор с черной сотней».

Приводя эти данные, Резник ссылается на изданную в Москве в 1992 году 150-страничную работу  С. А. Степанова «Черная сотня в России (1905-1914)». Работу Степанова обильно цитирует Кожинов (и мы вслед за ним – см. главы 11, 12, 16), но – вот какая странность! – только что приведенного описания разгула «черносотенцев» в Одессе, а также отношения к нему Николая II вы у Кожинова не найдете. Солженицын же о работе Степанова, как и о мемуарах Милюкова, Коковцова вообще «не знает»!

Надо еще хотя бы коротко остановиться на усилиях Солженицына представить, вслед за Шульгиным, Столыпина как большого радетеля за права евреев (что нисколько не мешает обоим утверждать, что это евреи его убили). Уже усиленное финансирование Столыпиным «черносотенцев» заставляет в этом усомниться. Но Резник еще показывает, что стояло за попыткой Столыпина добиться от царя снятия ряда наиболее одиозных антиеврейских законов. Он приводит [21, стр. 283] на этот счет признание самого Столыпина (из его переписки с Николаем II): «Еврейский вопрос поднят был мною потому, что, исходя из начал гражданского равноправия, дарованного Манифестом 17 октября, евреи имеют законные основания домогаться полного равноправия; дарование ныне частичных льгот дало бы возможность Государственной Думе отложить разрешение этого вопроса в полном объеме на долгий срок». 

Возможно, конечно, что Столыпин в этом случае несколько лукавил с царем, а его намерения диктовались отчасти и стремлением отменить те ограничения для евреев, которые наносили вред самой России. Важно отметить, что и это признание Столыпина осталось Солженицыну «неизвестным». Что-то уж слишком много выявляется таких «неизвестных» ему документов, и «случайно» они все оказываются из того ряда, который противоречит его концепции русско-еврейских отношений.

Приходится согласиться с Резником, когда он, имея в виду оснащенность труда Солженицына, казалось бы, солидным ссылочным аппаратом, пишет [21, стр. 10]: «Вопрос не в том, в какой мере автор использует документы, а в какой дополняет их своей фантазией, а в том, с каких позиций ведется отбор документов, какими критериями определяется их достоверность и относительная важность, изучает ли их автор, чтобы разобраться в истинных причинах исторических событий, или манипулирует ими для подкрепления некоей идеологической доктрины».

Надо отдать должное последовательности «черносотенцев». Они были против всякого «прогресса» (и они, и их последователь Кожинов писали это слово только в кавычках). Вспомним: они устроили покушение на бывшего главу правительства России С. Ю. Витте. За что? А за то, что, будучи в 1905 году главой правительства России, боролся с Революцией не только карательными мерами, но и политическими уступками оппозиции. В частности, он был инициатором издания царского манифеста 17 октября. Благодаря этому удалось расколоть оппозицию и сбить накал революционных выступлений. Но «черносотенцы» были против любых уступок – революцию следовало душить только карательными мерами.

А вот что Кожинов пишет об их отношении к П. А. Столыпину (стр. 17): «Вполне закономерно, что “черносотенцы”, которые поначалу поддерживали политику Столыпина, решительно боровшегося с бунтами и террором 1906 – 1907 годов, позднее резко и даже очень резко выступали против его реформаторской деятельности, ибо смотрели на современность всецело с точки зрения прошлого России». Столыпин-каратель и «меценат» их устраивал, Столыпин-реформатор – ни в коем случае: его реформы вели к развитию капитализма в России, а это грозило крахом любезной их сердцу триады.

Зададимся вопросом: могла ли Россия вообще сколько-нибудь нормально существовать в ХХ веке без основательного промышленного подъема и, соответственно, без развития капитализма? Безусловно – нет. Главной причиной, заставлявшей народы менять способ производства, общественные отношения, словом, способ существования, всегда и везде был рост населения: наступал момент, когда привычные формы жизни больше не могли прокормить возросшее число ртов. Был, конечно, еще один способ решения проблемы: захват чужой или заселение более-менее пустующей территории. Но чем дальше, тем пустующих территорий становилось меньше, а захват чужих – все более проблематичным и чреватым. Так что оставалось развиваться, менять способ существования.

Замечательным примером использования всех перечисленных форм решения проблемы может служить Германия. В ХVIII-ХIХ веках главным способом решения проблемы малоземелья был сброс ставшего избыточным населения на слабо заселенные территории – в Россию, а затем и в обе Америки. К последним десятилетиям ХIХ века эта возможность оказалась исчерпанной: та же Россия сама стала страдать от малоземелья. В первой половине ХХ века были предприняты две попытки вооруженной экспансии, окончившиеся крахом. Но после этого немцы благодаря изменению способа существования сумели обеспечить свои потребности даже при уменьшившейся на четверть территории, на которой, к тому же, часть земель выведена из сельскохозяйственного оборота за ненадобностью. И так во всей Западной Европе: фермерам платят за то, чтобы не засевали часть площадей – не нужны, некуда девать сельхозпродукцию. Крестьяне (фермеры) являются уважаемыми членами общества, но их осталось не более 4-5% населения.

А русские почвенники, как, например, Игорь Шафаревич, негодуют [30, глава 6] по поводу утверждения «Крестьянские нации суть голодные нации, а нации, в которых крестьянство исчезло – это нации, в которых исчез голод». Конечно, формулировка эта (принадлежащая весьма нелюбимому всеми русскими почвенниками Григорию Померанцу) полемически заострена: речь реально идет не об «уничтожении крестьянства как класса», а о доведении его численности до оптимальной в данных конкретных условиях. Было время, когда все нации были крестьянскими. Но в ХХ веке, в связи с ростом населения, ни одна страна, в которой крестьянство составляло большинство населения, не была благополучной.

Совершенно очевидно, что численность крестьянского населения России в начале ХХ века была избыточной (об этом мы достаточно говорили в главе 25 1-го тома), и только дальнейший промышленный подъем мог решить как эту, так и многие другие проблемы страны, включая укрепление ее обороноспособности. Удивительно, но даже последнего «черносотенцы» не понимали, их ничему не научили поражения в Крымской войне и совсем свежее – в японской. Как самые большие «патриоты» и наследники славянофилов, они, естественно, выступали за овладение Константинополем (Стамбулом) и проливами, за то, чтобы русский царь стал «всеславянским царем», но одновременно – против экономического развития. Все это – при явно назревавшей войне с Германией.

С любой – реальной, а не надуманной – точки зрения экономическое развитие России надо было всемерно ускорять. И потому правы были те слои населения – Кожинов называет их «революционными», – которые считали, что драгоценное для «черносотенцев» самодержавие является тормозом на этом пути. Но, вот вопрос – обязательна ли была для его устранения революция? В принципе, нет, можно представить себе переход от самодержавной монархии к конституционной мирным путем. Так это произошло, например, в скандинавских странах, где никаких революций не было.

Нам не стоит даже рассматривать вопрос о том, могло ли подобное произойти в России. Ключевым является другой вопрос – а к чему, к какому общественному устройству пришли в итоге Англия и Франция через революции, а скандинавские страны – мирным путем? Ответ очевиден: и те, и другие пришли к капитализму, к либеральной демократии. Но именно этому, а не революции, изо всех сил сопротивлялись российские правящие круги, а еще пуще – подпиравшие их «черносотенцы». Своим сопротивлением они исключили любую возможность мирного развития страны в этом направлении.

Надо сказать, Кожинов лукавит, когда объясняет (стр. 31), почему «черносотенцы» так остервенело боролись с либералами (вспомним, что и покушения они устраивали в основном на них): «Они предрекали, что либералы у власти будут лишь предтечами революции, сдадут ей свои позиции. Это был главный аргумент, почему они так упорно боролись против либерализма». Это неправда. Как мы увидим в следующих главах, когда во время Гражданской войны 1918-1922 годов им пришлось выбирать между либералами и большевиками (то есть вроде бы самыми махровыми революционерами), многие из них, пусть скрепя сердце, стали на сторону последних.

Все дело в том, что самым страшным врагом для них были именно либерализм, демократия и все, что с ними связано. Даже «веховец» С. Н. Булгаков, по свидетельству В. А. Маклакова [34, стр. 279], в 1920 году в Крыму говорил, «что предпочитает, чтобы Россия сделалась большевистской вся целиком, откуда она выйдет перерожденной в духе христианства, чем стала бы буржуазно-демократической, самодовольной, благоустроенной, но и забывшей Бога». Что тогда говорить о «прирожденных» «черносотенцах»? И как же в этом свете смотрелась родь евреев?

Вспомним хотя бы, что писал о них немецкий социолог и экономист Вернер Зомбарт (см. главу 8): «Без рассеяния евреев по северным  странам земного шара не было бы современного капитализма, не было бы и современной культуры. Точно солнце, шествует Израиль по Европе: куда он приходит, там пробуждается новая (капиталистическая) жизнь; откуда он уходит, там увядает все, что до сих пор цвело…Их внутреннее, духовное значение для развития капитализма так велико потому, что евреи, собственно, являются теми элементами, которые пропитали экономическую жизнь духом современности; они именно содействовали полному развитию самой идеи капитализма».

Собственно, об этом говорит и Кожинов, но ему, как мы знаем, весь этот «прогресс», который во многом связан с евреями, не нравится. На дух его не переносили и «черносотенцы». В их антисемитизме было много чего намешано: и религиозная составляющая, и страх перед еврейской конкуренцией, но, пожалуй, главным было то, что, дай этим евреям равноправие, они с огромной скоростью потянут Россию в современное, либеральное общество, а самих «черносотенцев» неодолимо тянуло назад, в общество традиционное.

Есть достаточно оснований говорить о вине «черносотенцев» перед евреями, не будем повторяться. Но еще больше их вина перед русским народом: они неизменно служили тормозом реформ, вообще любых перемен, не позволяли приоткрыть крышку котла российского самодержавия. В итоге пар в котле копился, пока не произошел взрыв гигантской силы, который и уничтожил их любимую триаду, а вместе с ней и многое-многое другое, в том числе множество человеческих жизней. И история пошла по тому пути, по которому она пошла… 

А Кожинов удивляется (стр. 23): «Разве не загадочен сам по себе факт, что очень многие из нынешних популярных авторов и ораторов, стремящихся как можно более „беззаветно“ разоблачить и проклясть Революцию, в то же самое время явно с еще большей яростью проклинают „черносотенцев“, которые с самого начала Революции с замечательной точностью предвидели ее чудовищные последствия и были, в сущности, единственной общественной силой, действительно стремившейся остановить ход Революции?..»

Никаких загадок: «черносотенцы» стремились остановить не ход Революции, а ход самой Истории, ведущей в современное общество. Есть пословица: умного судьба ведет, упрямого – тащит. Вот и поволокла Россию судьба по всем рытвинам и ухабам истории и волочет до сих пор. В этом немалая заслуга «черносотенцев». А их последователи указывают пальцем на либералов и евреев…

И в заключение разговора об обиженных «черносотенцах» я прошу читателя вернуться к главе 11, к описаниям расправ толп погромщиков с евреями и «революционерами», «надругавшимися над святынями русского народа», то есть портретами царя, царскими вензелями и т. п. (в Киеве, Одессе, Томске, Нежине). Эти картины вам ничего не напоминают? Я пишу эти строки в феврале 2006 года, в самый разгар так называемого «скандала карикатур», вызванного тем, что сначала одна датская газета, а затем газеты других европейских стран опубликовали карикатуры «на пророка Мухаммеда». На мой взгляд, это карикатуры не на пророка и даже не на ислам вообще, а на то, как исламские фундаменталисты профанируют ислам, прикрывая им свою террористическую деятельность.

По мусульманским странам прокатилась волна погромов дипломатических представительств и культурных центров западных стран, в Нигерии мусульманские фанатики убивали и даже сжигали живьем своих сограждан христианского вероисповедания. Сравните это с тем, что творили русские фанатики в Томске. «Черносотенство» было самым настоящим русским фундаментализмом, именно русским, а не православным, ибо защищали они не устои православия, а всю пресловутую «триаду». И так же, как сегодня исламские фундаменталисты, апеллируя к «поруганным исламским святыням», возбуждают темные массы в мусульманских странах, точно так же русские фундаменталисты сто лет назад возбуждали темные русские массы, апеллируя к «поруганным русским святыням». А цель что у тех, что у других фундаменталистов была и есть одна и та же – не позволить своим народам перейти из традиционного общества в современное, либеральное, остановить Историю. Впрочем, на то они и фундаменталисты…

Итак, «черносотенцам» не на кого обижаться, кроме самих себя. Напротив, свою обиду на них вправе высказать не только евреи, но с не меньшим основанием – русские.