Евреи и «Советский проект», том 2 «Русские, евреи, русские евреи»

Часть 5. Евреи в Октябре и немного позже

Глава 24.

Кто лелеял «вековую мечту» о социализме?

Юдофобия особенно зримо проявляется в обществах тоталитарного типа.

Она – от неприятия либеральной социальной модели, олицетворяемой

фигурой предприимчивого и либерального, страстно отстаивающего

свободу личности и права человека еврея. Юдофобия – это «либерофобия».

Николай Шульгин, «Новое русское самосознание», 1990 г.

Русские оказались прирожденным коммунистическим народом

и явились не просто материалом, а внесли в строительство

коммунизма огромный творческий вклад

Александр Зиновьев, «НГ», 30.05.98 г.

Большевики утверждали, что их целью было построение социалистического, а затем и коммунистического общества. Откуда эти светлые идеи? Шафаревич считает [30, глава 2]: «Социализм, по-видимому, не имел никаких корней в русской традиции вплоть до ХIX века. В России не было авторов типа Мора и Кампанеллы. Радикальное сектантство, которое в Западной Европе было питательной средой социалистических идей, в России играло гораздо меньшую роль, и лишь в исключительно редких случаях в еретических учениях встречаются взгляды, которые можно было бы считать предшественниками социалистических концепций (например, пожелание общности имущества)… В Россию социализм был полностью привнесён с Запада». А кто принес его с Запада? Естественно, «Малый Народ».

У Буровского евреи уже не переносчики заразы, а ее первоисточник [4, т. 1, стр. 309]: «Поражает удивительная тупость, с которой большинство евреев так и не удосужилось понять: их ненаглядный социализм – вовсе не вековая мечта человечества, а всего лишь их племенной миф. И что они не имеют никакого права навязывать свою блажь всем остальным народам. Не меньше поражает чудовищная жестокость, злобность и злопамятность, с которыми евреи вколачивали свой племенной миф в жизнь всех народов, до которых сумели дотянуться».

Переходим к другому тому его сочинения [4, т. 2, стр. 373]: «В России воплотилась в жизнь и показала свою несостоятельность самая большая, вековая мечта еврейства. Мечта, имеющая религиозные корни. Мечта, настолько важная, настолько значительная, что ее всеми силами всех ушибленных социализмом во всем мире провозгласили Вековечной Мечтой Всего Человечества. Про человечество – вранье, а вот мечта еврейства – это точно».

И следом (стр. 374): «Россия доказала, если хотите, нелепость и пошлость этой „вековой мечты“. Оказалось: дешевка это, а не мечта. Убить такое неправдоподобное количество людей, приложить такие невероятные силы, столько врать, воровать, лицемерить, гадить… и получить такой пшик… Ну разве это не обидно?! Все евреи, для которых эта мечта по-прежнему дорога, никогда не простят России того, что она оказалась такой нехорошей… Если бы они залили Россию кровью русских людей и сумели бы построить свой вожделенный социализм – все выглядело бы иначе. Если бы они убили десятки миллионов людей, взорвали бы десятки тысяч храмов, расстреливали бы беременных женщин и иконы, неузнаваемо изуродовали Москву, истребляли бы саму историчечкую память народа, но „зато“ построили бы рай на Земле… - тогда и преступления оказались бы оправданы. А так…»

А Шафаревич что-то там гуторит про Мора и Кампанеллу, приплел бы сюда еще Сен-Симона, Фурье, Оуэна… Да ведь все они – жалкие эпигоны, они эту «вековую мечту» у евреев слямзили. Стоило сделать Россию юденфрай – и никакая социалистическая зараза ее не коснулась бы.

Господи, сколько бешеной злобы накопил этот философ-историк! Просто клокочет она в нем. Он так спешит излить ее на евреев, что не удосуживается даже свести концы с концами. Если социализм, как он утверждает, «вековая мечта евреев», которая им «очень дорога», как тогда понять, что они эту мечту «с чудовищной жестокостью, злобностью и злопамятностью вколачивают в жизнь всех народов, до которых сумели дотянуться»? Дорогую, да еще вековую, мечту берегут для себя, а если уж делятся ею с другими, то из самых добрых побуждений, но никак не со злобностью, злопамятностью и прочими подобными качествами, которые Буровский, не в первый раз, пытается свалить с больной головы на здоровую. Кто же не знает: это русские (советские) танки несли славянофильско-черносотенный вариант социализма всем народам, до которых могли дотянуться.

Но почитаем Буровского еще (стр. 172): «В конце ХIХ века нет в Европе народа, который не создал бы своего варианта социализма». Вот тебе раз, это же была вроде «вековая мечта» одних евреев, а тут – «нет в Европе народа, который бы не создал…», и, похоже, даже без помощи евреев… Но продолжим цитату: «Как правило, это национальный социализм, требующий сплочения народа во имя той или иной отвлеченной идеи социализма. В духе и немецких почвенников, и русских народовольцев, их народ – объект эксплуатации со стороны инородцев. Надо сплотиться против них. Интернациональный социализм объединяет главным образом евреев и потому, что вырос из их среды, соответствует их ментальности. И потому, что только в этом типе социализма еврей может чувствовать себя „своим“, а свою позицию – естественной».

Ну, слава Богу, кое-что разъяснилось: другие народы тоже не сторонятся социализма, но предпочитают его национальный вариант, а евреи держатся за интернациональный социализм. Подлый народ. А как славно было бы, если в каждой стране построили национал-социализм – ну, чтобы эти подлые евреи туземцев не эксплуатировали. Именно во имя этой благородной цели сплотил немецкий народ Адольф Гитлер. Такой замечательный образец для других народов, но – не судилось…

Давайте вернемся к тому, как Шафаревич обосновывает, что в России не было корней социализма: «В России… лишь в исключительно редких случаях в еретических учениях встречаются взгляды, которые можно было бы считать предшественниками социалистических концепций (например, пожелание общности имущества)». Действительно, очень важный, даже исчерпывающий критерий для установления истины в данном вопросе – содержатся ли в данном религиозном учении «пожелание общности имущества».

Не совсем понятно, причем здесь российские ереси, Россия – христианская страна, и прежде всего стоит посмотреть, не содержатся ли подобные «пожелания» в христианстве. Далеко ходить не надо, открываем первое же Евангелие и довольно быстро находим разговор Иисуса с юношей, который спрашивает: «Учитель Благий! Что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?». Иисус в ответ в числе других условий называет следующее: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах» (Матф. 19: 21). А это из Деяний святых апостолов: «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее… Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного…и каждому давалось, в чем кто имел нужду» (Деян. 4: 32, 34, 35).

Попробуйте найти что-либо подобное в еврейской Торе, называемой христианами Ветхим Заветом. Не трудитесь, не найдете. Там можно найти другое, например: «Если дашь взаймы бедному из рода Моего, то не притесняй его и не налагай на него роста. Если возьмешь в залог одежду ближнего твоего – до захода солнца возврати ее, ибо она есть единственный покров у него» (Исх. 22: 25-27). «Пришелец, поселившийся у вас, да будет для вас то же, что туземец ваш; люби его, как себя, ибо и вы были пришельцами в земле Египетской» (Лев. 19: 34). «В седьмый год делай прощение. Прощение же состоит в том, чтобы всякий заимодавец, который дал взаймы ближнему своему, простил долг и не взыскивал с ближнего своего или с брата своего, ибо провозглашено прощение ради Господа» (Втор. 15: 2). «Когда будешь жать на поле твоем и забудешь сноп на поле, то не возвращайся взять его, пусть он останется пришельцу, сироте и вдове. Когда будешь обивать маслину твою, то не пересматривай за собою ветвей; пусть остается пришельцу, сироте и вдове. Когда будешь снимать плоды в винограднике твоем, не собирай остатков за собою; пусть останется пришельцу, сироте и вдове» (Втор. 24: 19-21).

Заповеди эти буквально пронизывают всю Тору, некоторые повторяются по несколько раз. Больше всего поражают те (а их десятки), в которых выражена забота о пришельцах, людях чужих племен и народов. Как будто евреи не только помнили, как они были пришельцами у египтян, но и предчувствовали, что будут пришельцами у разных народов (ни один из которых не принял их по заветам Торы, хотя и позаимствовал ее у евреев). Это была первая в мире социальная система, но не социализм.

Начиная с I века н. э, когда в результате поражения от римлян в Иудейской войне практически весь еврейский народ оказался в рассеянии, евреи выработали дополнительные правила, которые помогли им сохраниться как народу. Вот как о них рассказывает Макс Даймонт [28, стр. 159-160]: «Первоочередной и насущной проблемой была борьба с угрозой превращения евреев в рабов и их последующее исчезновение как народа… В те времена человек, проданный в рабство, был неминуемо осужден на гибель. Спасти его могла только принадлежность к богатому роду, который мог его выкупить. Евреи выработали совершенно новый подход. Отныне всякий еврей, проданный в рабство, должен был быть выкуплен евреями ближайшей общины не позднее чем через семь лет». А русские баре еще в ХIХ веке своих соплеменников сами в рабстве держали …

А вот и более актуальные для близких к нам времен правила (стр. 161): каждая еврейская община была «обязана облагать себя налогом сверх того, который она платила государству…  Собранные деньги шли на образование и благотворительные цели. Каждая община отвечала за создание школьной системы, которая позволяла обеспечить всеобщее образование. Сироты и другие нуждающиеся обучались бесплатно… Ни один член общины не должен был жить впроголодь. Благотворительность должна была простираться на всех нуждающихся и обращающихся за помощью. Она должна была оказываться с уважением к их человеческому достоинству».

Буровскому все это прекрасно известно. Вот он сам пишет [4, т. 1, стр. 216-217]: «Религиозной ценностью очень давно стало дать образование как можно большему числу людей; по возможности – всем вообще евреям… Две тысячи лет назад или „всего“ восемнадцать веков назад практически вся иудейская цивилизация сделалась поголовно грамотной». А вот о евреях средневековой Европы (там же): «Забота об учении была важным общественным делом, которое и финансировалось не „по остаточному принципу“ и занимало немало времени и сил руководителей общины». А это он пишет уже о своих соплеменниках (стр. 218): «Образование было почти недоступно основной массе русского и украинского народов еще в начале ХХ века». Русские баре не очень заботились об образовании своего народа…

Подведем итоги. Евреи еще три тысячи лет назад создали первую в мире социальную систему, девизом которой было: «заботиться о ближнем», «надо делиться». Это, по сути, соответствует принципам современного западного «социального государства», где богатые делятся с бедными через систему налогов и дополнительно – через благотворительность. Но система эта в корне отличалась от принципа социализма: «отнять и поделить», что означает «все отнять и поделить». Но принципу социализма очень близко то, что проповедовал Христос, с той разницей, что надо самому у себя «отнять и поделить», так сказать, в добровольно-принудительном порядке: если помните, Иисус назвал это одним из условий достижения «жизни вечной».

Буровский считает себя христианином (по косвенным намекам в его труде [4] можно понять, что он исповедует не православие, а католицизм). Но он и в религиозном отношении оказывается безграмотным: из приведенных только что данных следует, что «мечта о социализме», если «имеет  религиозные корни», то отнюдь не в иудаизме, а скорее в христианстве.

Не нужно быть ученым философом и историком, чтобы понять, что это вполне закономерно. Буровский сам неоднократно подчеркивает рационализм евреев, например [4, т. 2, стр. 322]:  «Даже если рациональный подход решительно ничего не дает, мало кто из евреев откажется от применения логики». Рационально, логически мыслящие евреи еще тысячи лет назад сообразили: богат тот, кто умеет вести дело, которым занимается; если он раздаст все, что имеет, нищим, в мире станет на одного нищего больше, и, что еще важнее, на одного человека, которому есть, чем делиться с другими, меньше. Потому призыв «все отдать и поделить» никогда не стоял в иудаизме – это было противно здравому смыслу, логике.

Правда, Иисус Христос тоже был (в своей человеческой ипостаси) евреем, но это уже другая тема.

Насколько слабо развито логическое мышление у господина Буровского, видно из того, что он порой не понимает того, что сам написал. Вот он берется нам объяснить (стр. 148), почему «у евреев есть глубинные, если хотите – ментальные, духовные причины для поддержания идей демократии, секуляризма, прав человека». И первым пунктом «доказательств» этого тезиса у него идет следующее: «Торжество общинной демократии, уравнение всех в правах, создание единообразного социалистического общества есть религиозная ценность иудаизма. Даже уплата налога на содержание Иерусалимского храма здесь очень характерна: независимо от богатства еврея, он должен давать одну сумму – полшекеля. Больше давать и брать нельзя!»

Опять эта «религиозная ценность иудаизма» в лице «единообразного социалистического общества»! Но как можно одновременно вменять в вину евреям их стремление к демократии и правам человека, с одной стороны, и к социализму, с другой? Рассмотрим его утверждение, что «независимо от богатства еврея, он должен давать одну сумму – полшекеля». Да ведь этот принцип прямо противоположен социалистическому, согласно которому у каждого, независимо от богатства, должна остаться одна сумма, лучше всего - ничего. Не понимает человек, о чем пишет…

Вот продолжение того же текста: «Чтобы бороться за такое „общество равных“, христианину предстоит отказаться от многих ценностей христианства,..  то есть совершить своего рода „цивилизационное предательство“.  Для еврея в этом нет необходимости, он может быть социалистом и коммунистом, вовсе не порывая с национальными традициями евреев ашкенази и с иудаизмом. Более того, становясь либералом, демократом, революционером, он всего лишь исповедует одну из ценностей своей веры, и только».

Значит, «демократия, либерализм, права человека, социализм, коммунизм» – все это находится в русле «традиций евреев ашкенази и иудаизма»? Как это понять: то ли автор считает все эти категории родственными, то ли иудаизм настолько всеяден, что еврей вправе исповедывать любую из этих противоположных ценностей (систем взглядов), не выходя из лона иудаизма? У меня есть третий вариант ответа: просто, у философа-историка Буровского невообразимая каша в голове, проистекающая от слабости логического мышления, которую мы на протяжении данного труда не раз у него отмечали.

Французский мыслитель де Токвиль писал в 1848 году: «Демократия расширяет сферу индивидуальной свободы. Социализм же ее ограничивает. Демократия признает высочайшую ценность каждого отдельного человека; социализм превращает каждого человека в простое орудие, в цифру. Демократия и социализм не имеют между собой ничего общего, кроме одного слова: равенство. Однако заметьте и тут отличие: демократия стремится к равенству в свободе, тогда как социализм – к равенству в принуждении и рабстве». А русский философ-историк Буровский эту противоположность социализма демократии и полтора века спустя «не усекает»!

У меня к нему остался один вопрос: поскольку его отношение к «религиозным ценностям иудаизма» явно отрицательно, и эти «ценности», по его мнению, толкают евреев на ложные мировоззренческие пути, заставляя их выступать за «демократию, либерализм, права человека, социализм, коммунизм» (не совсем ясно – по очереди или за все сразу?), то за что личит выступать антиподу еврея – христианину, тем более – русскому человеку? Никак, остается лишь консерватизм в духе знаменитой уваровской триады и «черносотенства»?

И в заключение данной части главы хочу обратить внимание на ту заповедь Торы, которая призывает не убирать урожай в поле или в саду до последнего колоска или фрукта, оставить что-то для сироты и вдовы, для пришельца. Этой заповеди больше трех тысяч лет. А я вспоминаю, как совсем недавно, в ХХ веке, в обществе, в котором ради той самой социальной справедливости были пролиты моря крови, вдов и сирот судили за пучок колосков, собранных на сжатом поле…

Обвинить в этом евреев-коммунистов не получается: они к моменту издания «указа о колосках» были уже вычищены из руководства партии и государства. На русский менталитет это списать тоже было бы несправедливо: не свойственно русским такое жлобство. Это проявление зверского большевистского безнационального образа мыслей.

А насчет совместимости или несовместимости ценностей христианства с социализмом-коммунизмом у нас есть эксперты – лучших не бывает. Сам глава нынешних российских «красных» Геннадий Зюганов заявляет [78]: «Нашему государству 1000 лет. 900 из них оно формировалось на идеях патриотизма и гражданственности. В их основе лежало прежде всего православие. Если сравнить забытый сегодня многими „Моральный кодекс строителя коммунизма“ и заповеди христианства, то они по нравственной сути почти полностью совпадают… Социалистическая идея так легко легла на российскую почву потому, что основой народного бытия является коллективистский, общинный образ мышления».

Зюганову вторит его верный соратник Анатолий Лукьянов [79]: «Социализм… имеет глубокие корни в народной жизни. Глупо считать, что его можно было ей навязать, насадить сугубо насильственными методами….  Этот социализм породили российская почва, само устроение народной жизни…» А кое-кто (не будем указывать пальцем) именно «глупо считает»…

А вот попалась мне рецензия [80] современного православного публициста на трактат Г. Зюганова «Святая Русь и Кощеево царство». Понятно, глава нынешних российских коммунистов поносит в нем безнравственный Запад и сионизм и ратует за синтез социализма с православием. Рецензент горячо поддерживает эту идею, но интересно другое – он приводит выдержку из проповеди жившего в конце 1V – начале V века в Византии Иоанна Златоуста, причисленного позднее православной церковью к лику святых. Вот что он проповедовал: «У первых христиан… от великого усердия дающих, никто не был в бедности. Не часть одну они давали, а другую оставляли у себя; но, отдавая все, не считали что-либо за свое. Они изгнали из среды себя неравенство... Приносили все к ногам апостолов и предоставляли им быть распорядителями, так что издержки делались уже из общего имения, а не как из своего... Если бы так было и теперь... Пусть все продадут все, что имеют, и принесут на средину...»

И что же, Буровский и Шафаревич будут и дальше твердить о несовместимости христианства (и конкретно – православия) с социализмом, об отсутствии корней социализма в русской традиции?..

Ну, а как же обстоит дело с тезисом господина Буровского, гласящим, что евреи свой «племенной миф» о социализме пытаются выдать за «Вековечную Мечту Всего Человечества»? В каких отношениях человечество находилось с этим «мифом»? Вот что по этому поводу пишет Кожинов [2, т. 1, стр. 224-225]: «Идея социализма-коммунизма и определенные опыты практического ее осуществления характерны для всей истории человечества, начиная с древнейших цивилизаций Европы, Азии, Африки и Америки (до ее “открытия” европейцами). Это убедительно, с опорой на многочисленные и многообразные исторические факты, было показано в труде И. Р. Шафаревича “Социализм как явление мировой истории”».

Правда, в «Русофобии» Шафаревич утверждал (см. выше), что «Социализм, по-видимому, не имел никаких корней в русской традиции вплоть до ХIX века…  В Россию социализм был полностью привнесён с Запада». Как это может быть, чтобы эти славные идеи, «характерные для всей истории человечества», одну Россию обошли? Что она – урод?   

Но, в общем, мы имеем согласное мнение двух русских почвенников, которые в других случаях далеко не всегда согласны между собой: Шафаревич, можно сказать, чисто русский патриот, а Кожинов – русско-советский, первый клянет большевиков, как погубителей России, а второй, как ранее многие «черносотенцы», видит в них все же ее спасителей (о чем мы подробно говорили выше). А тут они согласно показывают, что социализм таки был «Вековечной Мечтой Всего Человечества», и Буровскому против таких двух патриотов не устоять: из их показаний определенно следует, что евреи никак не могут считаться родоначальниками социализма.

Более того, вся двухтысячелетняя история евреев в рассеянии показывает, что они тяготеют к антиподу социализма – либерализму, что они кровно заинтересованы в утверждении в обществе таких категорий как демократия, права человека, которые также не свойственны социализму. В предыдущих главах приведена масса свидетельств историков, социологов, экономистов о том, что евреи являются антрепренерами, носителями капитализма. Конечно, какая-то часть евреев в определенные периоды может быть захвачена общим поветрием социализма. Достаточно указать на кибуцы и прочие его проявления в Израиле (см. главу 43 1-го тома). Но в целом социализм – это строй, который противоречит интересам и самим склонностям евреев.

А как к социализму относились русские – до Зюганова-Лукьянова и даже до Плеханова-Ленина? На этот счет Кожинов представил нам весьма обстоятельную справку (стр. 225-229), которой мы в полной мере и воспользуемся: «Термины “коммунизм” и “социализм” в их современном значении сложились сравнительно недавно (как считается, термин “социализм” ввел французский мыслитель Пьер Леру в 1834 году, а “коммунизм” – француз же Этьен Кабе в 1840-м), и почти сразу оба эти термина были освоены русской мыслью; притом – что весьма многозначительно – о них стали рассуждать не только так называемые западники, но в равной мере и славянофилы…»

Но дело общими рассуждениями не ограничилось: «Для славянофилов – при всех возможных оговорках – была неприемлема частная собственность, и прежде всего частная собственность на землю… Хомяков исходил прежде всего из реального существования в тогдашней России крестьянской общины, могущей стать, по его убеждению, основой плодотворного бытия страны в целом. С точки зрения славянофилов Россия, в отличие от Запада, способна осуществить ту “прекрасную и плодотворную” мысль, которая лежит в основе социалистических и коммунистических учений… И это убеждение славянофилов, как показано в ряде новейших исследований историков, позднее во многом определило – несмотря на все разногласия – социалистические программы Герцена и даже Чернышевского. Герцен, ставя вопрос о взаимоотношениях своего “лагеря” со славянофильством, недвусмысленно писал в 1850 году: “... социализм, который так решительно, так глубоко разделяет Европу на два враждебных лагеря, – разве не признан он славянофилами так же, как нами? Это мост, на котором мы можем подать друг другу руку”.

А вот еще лучше: «Позднее продолжатель славянофильской традиции О. Павел Флоренский так писал об этом: “Идея общежития как совместного жития в полной любви, единомыслии и экономическом единстве, – назовется ли она по-гречески киновией или по латыни – коммунизмом, всегда столь близкая русской душе и сияющая в ней как вожделеннейшая заповедь жизни, была водружена и воплощена в Троице-Сергиевой Лавре преподобным Сергием и распространялась отсюда, от Дома Троицы...”» .

И Кожинов приходит к справедливому заключению: «Едва ли есть основания утверждать, что “мысль”, лежащая в основе социализма-коммунизма… была чужда России». Тут он опровергает уже мнение не только Буровского, но и Шафаревича.

Так еще в середине Х1Х века между двумя, казалось бы, противоположными крылами русского образованного общества – славянофилами и «западниками» – удивительным образом зародился консенсус: и те, и другие считали положительным сохранение в стране сельской общины и связывали будущее России с социализмом. В основе этого консенсуса лежало то, что как славянофилы (что не удивительно), так и «западники» (как это ни странно), были, по существу, антизападниками. Русские революционеры-«западники» не меньше славянофилов презирали буржуазность («мещанство») Запада. И те, и другие считали, что Россия может перескочить через буржуазную фазу прямиком в социализм.

Не все русские мыслители того времени выступали за социалистический путь для России, но, похоже, едва не все считали его неизбежным. Кожинов пишет: «Многие виднейшие русские идеологи, начиная с середины XIX века, так или иначе предрекали, что Россия пойдет именно по “социалистическому” пути, хотя подчас вовсе не считали его благодатным...»

В середине ХIХ века евреи в политической жизни России не играли ровно никакой роли. Тем не менее, как мы видим, многие русские люди, ничего не зная о евреях, предрекали России – кто с удовлетворением, кто со страхом – социалистическое будущее. Стоит вспомнить и пророчество Достоевского, который предрекал, что русские бесы будут стоить России сто миллионов жизней. Совершенно очевидно, что все эти русские мыслители видели истоки будущих российских катаклизмов в самом русском народе. А через несколько десятилетий евреи, на свою беду, влезли в российскую политику, и стали удобнейшим объектом, на который можно было списать все потрясения и жертвы.

И даже чужой человек, совершивший в 1839 году большое путешествие по России маркиз де Кюстин в изданной вскоре книге предсказывал: «Россия переживет революцию более ужасную, чем та революция, последствия которой еще ощущаются Западной Европой». То есть и француз истоки будущей русской революции видел во внутреннем неустройстве России, в ее скованных самодержавием силах.

К 1880-м годам на сцену русской политической мысли выступил человек, которого Кожинов по праву называет [2, т. 1, стр. 227-228] «одним из очень немногих наиболее глубоких мыслителей XIX века», – Константин Леонтьев. Его причисляют к «поздним славянофилам»: он разделял неприязнь славянофилов к Западу, к его «сытому мещанскому благополучию», у него эта неприязнь перерастала в ненависть. Но, как пишет Кожинов, он отвергал “благодушную” веру славянофилов в общинное будущее России; это будущее, предрекал он, «примет вовсе не тот вид, в котором оно представлялось московскому воображению Хомяковых и Аксаковых ...новая культура будет очень тяжела для многих, и замесят ее люди столь близкого уже XX века никак не на сахаре и розовой воде равномерной свободы и гуманности, а на чем-то ином, даже страшном для непривычных...»

Выше было приведено относящаяся еще к 1848 году оценка Токвилем социализма как течения, в корне противоположного демократии. Но так ярко, в деталях, кровавую и реакционную сущность социализма провидеть, как Леонтьев, не смог никто. Например (все цитаты – по Кожинову): «“Теперь социализм еще находится в периоде мучеников и первых общин, там и сям разбросанных... то, что теперь — крайняя революция, станет тогда охранением, орудием строгого принуждения, дисциплиной, отчасти даже и рабством... Социализм есть феодализм будущего“, который будет идти “попеременным путем — и крови, и мирных реформ...”»“ .

И еще: «Архи-либеральные коммунисты нашего (то есть 1880-х годов) времени ведут, сами того не зная, к уменьшению подвижности в общественном строе; а уменьшение подвижности — значит уменьшение личной свободы, гораздо большее против нынешнего ограничение личных прав... можно себе сказать вообще, что социализм, понятый как следует, есть не что иное как новый феодализм уже вовсе недалекого будущего... в смысле нового закрепощения лиц другими лицами и учреждениями... Теперь коммунисты... являются в виде самых крайних, до бунта и преступлений в принципе неограниченных, либералов, но... они, доводя либерально-эгалитарный принцип в лице своем до его крайности... служат бессознательную службу реакционной организации будущего. И в этом, пожалуй, их косвенная польза, — даже и великая». 

Прогноз Леонтьева, надо сказать, оказался гениально точным. Но главное: все ужасы, которые он предрекал, для него вовсе и не ужасы, – если таким путем Россия спасется от неизмеримо более ужасного западного либерализма, который потащит ее в «гниль и смрад земного благополучия». Леонтьев правильно говорил, что социализм станет «новым феодализмом» или даже «новым рабством». Но главное – социализм станет новым воплощением традиционного общества, почему его и видели меньшим злом и Леонтьев, и, позднее, его ученики «черносотенцы».

Но традиционное общество отжило свой век. Социализм был попыткой любой ценой продлить его существование, но стал его последней конвульсией. В других терминах (см. главу 41 1-го тома данного сочинения) социализм – болезнь общества (а не закономерная фаза его развития, как нам втолковывали). Болезнь была тяжелой, Россия выжила, но полностью от болезни еще не оправилась. Это, однако, уже другая тема.

Возвращаясь к Леонтьеву, отметим особенно важное для темы данного раздела следующее его высказывание, также относящееся к 1880 году: «Если бы русский народ доведен был преступными замыслами, дальнейшим подражанием Западу или мягкосердечным потворством до состояния временного безначалия, то именно те крайности и те ужасы, до которых он дошел бы со свойственным ему молодечеством, духом разрушения и страстью к безумному пьянству, разрешились бы опять по его же собственной воле такими суровыми порядками, каких мы еще и не видывали, может быть!»

Как видим, и Леонтьев считал, что все – и «временное безначалие» и последующее наведение невиданно «суровых порядков» – все свершится «по собственной воле» русского народа, внутренней логикой развития российского общества, и никакой особой роли он евреям в этих «славных делах» не отводил. Скажут, тогда еще трудно было предвидеть их будущую активность. Но важно то, что, по Леонтьеву, необходимости для всех предвиденных им свершений в евреях не было, все бы и без них, в принципе, так же произошло, как это имело место при их участии.

По сути, такой же вывод можно сделать из данных, которые приводит Кожинов, хотя он сам, по понятным причинам, его не артикулирует. Предоставляю судить об этом читателю (стр. 228-229): «Подводя итог, можно, я полагаю, даже на основе вышеизложенного (а исчерпывающее изложение этой темы потребовало бы объемистого трактата) с полным правом утверждать, что социализм-коммунизм был вовсе не чужд России… И выступавшие в России в конце XIX – начале XX века политические партии, боровшиеся за уничтожение частной собственности на землю и основные общественные богатства (социал-демократы, социалисты-революционеры, народные социалисты и т.п.), имели достаточно глубокие корни в русской истории. В 1917 году эти партии получили полную возможность участвовать во всеобщих и свободных выборах в Учредительное собрание, и результат был совершенно недвусмысленным: за них проголосовали 83,6 (!) процента избирателей – 37,1 млн. из 44,4 млн. человек, принявших участие в выборах».

А вот еще яснее (стр. 233) «И надо прямо сказать, что в 1917 году Россия в точном смысле слова выбрала (всецело свободно выбрала) социализм: почти 85 процентов голосов на выборах в Учредительное собрание получили партии, выступавшие против частной собственности на основные “средства производства”, – прежде всего на землю – то есть социалистические партии».

Так при чем тут евреи, да и вообще «чужаки»? И чего стоит утверждение «историка» Буровского (см. главу 22), что «99% русского народа были правые, а евреи на 90% были левые»? Но вот он же пишет [4, том 2, стр. 144-145]: «Перед началом Первой мировой войны существовало как бы два культурно-исторических мира – оба еврейские, но разные. В мир еврейских европейцев входило примерно 200 тысяч хорошо знающих русский язык, имеющих профессии, лихо воевавших за Россию в русско-турецкой и русско-японской войнах… А с ним сосуществовал мир еврейских туземцев, гнилых местечек в черте оседлости… В этом мире, где образование получали в хедере, а средства к существованию добывали мелочной торговлей и ремеслом, в мире бедности, а то и беспросветной нужды жило порядка 5 миллионов евреев. Эти пять миллионов говорили и думали на идиш, а по русски говорили плохо, как на иностранном языке…» И вот эти 5 миллионов были на 90% левыми? Россия, Россия – что у тебя ныне за философы и историки…