Евреи и «Советский проект», том 2 «Русские, евреи, русские евреи»

Часть 5. Евреи в Октябре и немного позже

Глава 25.

А большевизм – откуда?

Структуры создавались 450 лет. К марксизму революция 1917 года

не имеет никакого отношения. Империя диктовала организацию

политической власти, как бы она ни называлась

Фридрих Горенштейн

Сколько бы ни говорилось о будущем, на деле коммунизм

был возвратом к режиму ХVI – ХVII веков, наиболее полно

воплощая московский патримониализм

Ричард Пайпс

Ну, ладно, социализм, как вроде бы выясняется, не еврейское изобретение. Но социализм – это еще полбеды. Вон некоторые говорят, что и в Швеции социализм, и ничего, живут люди. Но крайне жестокое воплощение социалистической идеи, которое проявилось в большевизме, – это откуда, русский-то человек – «рохля, тютя», «русские – мягкотелые славяне» (см. главу 23). Не иначе, большевизм – от «чужаков», скорее всего – от евреев.

Но – читаем у Василия Шульгина [14, стр. 159]: «Никогда евреям не удалось бы соткать сие чудовище, которое поразило мир под именем „большевизма“, если бы их сосредоточенная ненависть не нашла сколько угодно „злобствующего материала“ в окружающей среде. В русском народе оказались огромные запасы злости и всякие скверны. Они дремали под спудом, но они были. „Грабь награбленное“ потому имело такой оглушительный успех, потому превратилось в такой мощный таран, – что бандитизм, „воризм“ сидит где-то совсем близко под шкурой русских. Это мы могли наблюдать и в Белом стане. Очень уж легко смотрели некоторые воины, боровшиеся за всяческие попранные права, – на право собственности. „Смерть буржуям“ потому так удалась в России, что запах крови пьянит, увы, слишком многих русских; и сатанеют они, как звери. Великое число садистов ходило между нами в мундирах и пиджаках, а мы-то этого и не подозревали».

То есть «чудовище большевизма» все же «соткано» евреями, но вот «злобствующего материала» они «нашли сколько угодно в окружающей среде». Уже прогресс. Но идем дальше (стр. 175): «Большевизм – дитя азиатской бескрайности – сидит в каждом из нас, русских, в той или иной степени» (слова «азиатской бескрайности» выделены Шулигиным). Простите, если это «чудовище» «сидит в каждом русском», зачем евреям его «ткать»? И евреям «азиатская бескрайность» никогда не была и не могла быть свойственна: они и в Российской империи были зажаты в черте оседлости. Это русские веками могли почти свободно перемещаться по просторам Восточной Европы и Азии, вот у них и сформировался синдром «бескрайности». Если  большевизм – дитя этой «бескрайности», не следует ли из этого, что «чудовище большевизма» было «соткано» русскими, а уж евреи были ими в него втянуты? А в Белом стане откуда взялись замечательные большевистские качества, там ведь евреев не было, чтобы их соткать?

Дальше он делает примечательное признание, которое не часто услышишь из русских уст (стр. 175-176): «В тех случаях, когда он (большевизм) проявляется в безоглядном транжирстве денег (преимущественно на выпивку или на женщин), сей большевизм носит название „широкой русской натуры“. Французы, немцы и чехи, которые откладывают на черный день (для того, чтобы не сидеть у кого-нибудь на шее в старости, или для того, чтобы купить себе свой собственный клочок земли), исторгают у нас презрительное название — „сантимники“! Мы не понимаем, как можно „считать каждый грош“. А вот большевики не понимают, как можно считать каждую каплю крови... С их точки зрения такая гуманность — пошлое, мелкобуржуазное сантимничанье. На первый взгляд тут нет ничего общего, а по существу эти явления совершенно того же характера. Ибо и здесь и там работает одна и та же особенность, именуемая „отсутствие задерживающих центров“» (последние слова выделены Шульгиным).

Шульгин, несмотря на то, что многие антисемитские мифы берут свое происхождение от него, единственный из юдо-озабоченных, кто вызывает во мне симпатию: он умел увидеть и понять многое из того, что и сегодня еще недоступно многим из его образованных, а часто и «остепененных» соплеменников. Мы это увидим еще не раз. Но уму непостижимо, как он вдруг «слепнет», когда дело доходит до «еврейского вопроса». Ну разве ему не известно, что евреи в отношении «задерживающих центров» не уступают европейцам. А если отсутствие этих центров – русская черта, то из этого и следует, что большевизм – их кровное дитя. Сказав «А», надо говорить «Б»…

И еще раз он пишет (стр. 178): «Сущность большевизма – в бескрайности; в том, что гипнотизирующее в данное время чувство, страсть, желание или идея парализуют все остальные соображения. Поэтому человек „идет до конца“, то есть до стенки; а такое направление умов в политике всегда кончается тем, что „ставят к стенке“. В этом смысле мы все, русские, несем свою долю ответственности за большевизм. Ибо все мы в некоторой доле большевики, все тяготеем к бескрайности, к удовлетворению наших желаний, не считаясь с расходами. Не считаясь с тем, во сколько человеческих голов это обойдется. Действительная разница между нами, называющими себя антибольшевиками, и большевиками, открыто принявшими эту кличку, скажется только тогда, когда мы свое Белое Дело, то есть свои идеи и взгляды, будем осуществлять не по-большевистски; другими словами, когда мы станем скупы на кровь. Пока же мы, негодуя, что льется кровь „наша“, вместе с тем спим и видим пролить еще столько же крови „ихней“, – невидимая, но мощная связь между нами и большевиками не может быть разорвана. Пока  мы думаем по-большевистски, в смысле методов расправы, мы являемся соучастниками их правления и несем за их деяния свою долю ответственности» (и здесь все слова выделены Шульгиным).

Снова мы видим: в Белом стане – та же большевистская психология. Просто обидно за хорошего и умного человека, что он порой не может собственные мысли додумать до конца. Прав был Маклаков, когда писал Шульгину [3, стр. 405]: «Вы сейчас стали мономаном и находитесь под влиянием навязчивой идеи», имея в виду ту «идею» Шульгина, что, несмотря ни на что, главная вина за революцию лежит на евреях. И Милюков писал о нем, что он «помешался на еврейском вопросе». Но, вопреки воле Шульгина, из его высказываний однозначно следует: «чудовище большевизма соткано русскими руками», а, следовательно, и Русская революция была делом русских рук. Что не исключает того, что втянутые в нее евреи, поляки, латыши, китайцы и пр. сыграли свою отрицательную роль.

В главе 23 было показано, что русские мыслители самых разных политических направлений не сомневались в том, что Русская революция в своей основе – дело русских рук. Приведем еще некоторые высказывания на этот счет. Бердяев уже в 1918 году писал [64, стр. 51-52]: «Русская революция антинациональна по своему характеру, она превратила Россию в бездыханный труп. Но и в этом антинациональном ее характере отразились национальные особенности русского народа и стиль нашей несчастливой и губительной революции – русский стиль. Наши старые болезни и грехи привели к революции и определили ее характер. Духи русской революции – русские духи… Попробуйте проникнуть за поверхностные покровы революционной России в глубину. Там узнаете вы старую Россию, встретите старые, знакомые лица. Бессмертные образы Хлестакова, Петра Верховенского и Смердякова на каждом шагу встречаются в революционной России и играют в ней немалую роль, они подобрались к самым вершинам власти».

И еще (стр. 57-59): «Тьма и зло заложены глубже, не в социальных оболочках народа, а в духовном его ядре… Революция – великая проявительница, и она проявила лишь то, что таилось в глубине России». И т. д., вся 40-страничная статья – об этом, и ни слова нет в ней о евреях или, скажем, латышах.

А вот что он писал в изданной в 1937 году книге «Истоки и смысл русского коммунизма» [66, стр. 100]: «Вся история русской интеллигенции подготовляла коммунизм. В коммунизм вошли знакомые черты: жажда социальной справедливости и равенства, признание классов трудящихся высшим человеческим типом, отвращение к капитализму и буржуазии,.. сектантская нетерпимость, подозрительное и враждебное отношение к культурной элите, отрицание духа и духовных ценностей, придание материализму почти теологического характера». Стоит добавить: «признание классов трудящихся высшим человеческим типом» в значительной мере выросло из культа «маленького человека», пронизывающего русскую литературу ХIХ века.

Но вот еще лучше (стр. 116): «Марксизм, столь не русского происхождения и не русского характера, приобретает русский стиль, стиль восточный, почти приближающийся к славянофильству… И русский коммунизм вновь провозглашает старую идею славянофилов и Достоевского – „ex Oriente Lux”. Из Москвы, из Кремля исходит свет, который должен просветить буржуазную тьму Запада… Советское коммунистическое царство имеет большое сходство по своей духовной конструкции с московским православным царством. В нем то же удушье… Произошло изумительное в судьбе русского народа событие. Вместо третьего Рима удалось осуществить Третий Интернационал, и на Третий Интернационал перешли многие черты Третьего Рима… … Произошло то, чего Маркс и западные марксисты не могли предвидеть. Произошло как бы отождествление двух мессианизмов, мессианизма русского народа и мессианизма пролетариата».

По сути, большевизм и есть прививка русского народничества, отчасти даже славянофильства к стволу западного по происхождению марксизма. Но опять же – о евреях даже не упомянуто. Да и при чем они тут, если даже какая-то их часть – ничтожная, как мы увидим ниже – вовлеклась в бушевавший в стране их проживания ураган?

Остается еще сказать, что именно стихийный «большевизм», который, по признанию Шульгина (да, по существу и Бердяева, и Устрялова) глубоко сидит в русском народе, определил тот консенсус в отношении будущего России, который еще в середине Х1Х века наметился между славянофилами и революционерами-«западниками», который затем проявился во взглядах Константина Леонтьева и который, наконец, привел в Гражданской войне 1917-1922 годов к симбиозу между большевиками и «черносотенно»-консервативной частью русского общества.

Марксизм-коммунизм, занесенный в Россию из Европы, был и сам по себе хорош. Но его русский извод – большевизм стал порождением именно русского духа, русской «широкой натуры», «азиатской бескрайности», свойственной русским слабости «задерживающих центров». Всеми этими чертами большевизм оказался родственным русскому крайнему консерватизму – «черносотенству», что не удивительно, ибо они выросли из общего корня. Это «корневое» родство определило их симбиоз в Гражданской войне 1917-1922 годов.