Евреи и «Советский проект», том 2 «Русские, евреи, русские евреи»
Часть 6. Евреи наслаждаются плодами победившей революции (первые 20 лет)
Как только подадут суп, вас выстаят из-за стола. Так было всегда и всегда будет
Макс Нордау, один из лидеров сионизма – евреям-социалистам, 1909 г.
Вы не творцы, а батраки революции или маклеры ее
Семен Дубнов, о еврейских революционерах, 1905 г.
Русские юдофобы могут во многих вопросах друг с другом расходиться, даже, как мы видели, в таком важном, как роль евреев в Русской революции. Но в чем они почти все едины, так это в том, что в первый послереволюционный период евреи в Советской России господствовали, определяли в ней все стороны жизни. Наиболее ярко эту мысль выразил Буровский. Вот, например [4, т. 2, стр. 236]: «Русский народ с 1918 года по самый конец 1930-х рассматривался как неполноценный, зараженный великодержавным шовинизмом и подлежащий перевоспитанию. В эту же эпоху евреи были привилегированным сословием». То есть все евреи все добрых 20 лет были привилегированными, в том числе и «лишенцы», которых было намного больше, чем среди русских, и те, кто в 20-е годы «три раза на день умирали с голоду» (см. предыдущую главу).
А вот еще лучше (стр. 253-254): «В Российской империи русские были тем народом, который на 80% формировал имперскую европейскую „голову“… В советской империи евреи формировали советскую идеологическую голову на те же самые 80%… А есть и еще две еврейские головы, рядом с советской. Есть сионистская „голова“, говорящая и пишущая по-русски, раз уж приходится что-то делать в России… Эта голова существует вполне легально и совершенно открыто участвует в „социалистическом строительстве“ во вчерашней Российской империи, а ныне в СССР. Только в конце 20-х, особенно после „года великого перелома“, 1929, сионисты и троцкисты исходят из России…хотя, похоже, и не до конца. Но сионисты хотя бы „изошли“, а вот судьба говорящей на идиш „головы“ еврейских туземцев, „головы“ народа ашкенази более драматична… Эта голова просуществовала ненамного дольше „головы“ великорусских туземцев и была напрочь оторвана Сталиным – частью перед Второй мировой войной, частью сразу после нее. Но в 20-е годы и сионисты еще не отделились, и идишеязычная голова еще не оторвана. Над Русью парит, советизирует и поучает ее трехголовый еврейский Горыныч с тремя головами». Кандидат исторических наук должен бы из курса русской истории знать, что все «трехголовые Горынычи» были о трех головах, никак не иначе.
Не правда ли, жуткая картина? Может ли, однако, поверить в эту страшилку человек, досконально знающий, что большевики не терпели рядом с собой никакой политической силы, даже самой завалящей. Разгромили меньшевиков, левых эсеров, махновцев, а сионистов терпели более 10 лет? И с чего это он взялся объединять троцкистов и сионистов? Джонсон пишет о Троцком [17, стр. 512]: «Было что-то противоестественное, близкое к ненависти в том, как он травил евреев-бундовцев в 1903 г. на Лондонском съезде РСДРП, выгнав их со съезда и тем самым расчистив путь к победе большевиков». Что же касается «головы» еврейских туземцев – людей, толком даже русским языком не владевших, – то вообще непонятно, как эта «голова» могла «советизировать и поучать» несчастную Русь.
И если уж врешь, не считай читателей совсем уж олухами, которые все проглотят, следи хотя бы за последовательностью, непротиворечивостью своего вранья. Только что сказал человек, что сионисты в конце 20-х из России «изошли», и тут же, не смущаясь, говорит (стр. 275) о «двадцатилетнем господстве над Русью трех еврейских голов»».
Или вот еще он пишет (стр. 351-352): «Почему-то до сих пор, обсуждая еврейские проблемы, никто не сомневается, что все евреи хотели эмансипации. Все они стремились из местечек в города! Все пытались стать специалистами, чиновниками, творческими работниками. Но ведь это явно не так». Не знаю, как вы, читатель, но я понял эту тираду так, что «еврейских туземцев», стремившихся сохранить традиционный уклад национальной жизни, вынуждали эмансипироваться. Или еще (стр. 315): «Внимательными людьми уже в 1920-е годы писалось, что „все молодое поколение русского еврейства духовно вымирает, все основы национально-еврейской культуры втоптаны в грязь“». В обоих этих случаях речь идет о людях, по терминологии Буровского, представляющих третью «еврейскую голову». Простите, но кто же над кем господствовал?
Как дело обстояло в действительности, можно прочесть у Костырченко [83, стр. 60-61]: «Проводником большевистского влияния на еврейскую бедноту стал Комиссариат по еврейским делам (Еврейский комиссариат, Евком), образованный 19 января (1 февраля) 1918 г. в составе Наркомнаца специальным декретом, подписанным Лениным». Немного позднее были созданы местные евкомы, преобразованные вскоре в евсекции, которые объединяли «как коммунистов, представителей других левых партий, так и „сочувствующий“ беспартийный актив. Наряду с прочими выгодами новая власть без риска быть заподозренной в антисемитизме приобретала в лице этих организаций орудие в борьбе с сионизмом, с которым ее разделяли антагонистические противоречия во взглядах на фундаментальные основы еврейской национальной жизни… Поэтому с момента возникновения центральный Евком и его периферийные структуры повели прежде всего борьбу с правоориентированной Сионистской организацией России и поддерживаемыми ею органами еврейского общинного самоуправления».
То есть реально картина выглядела так: первая еврейская «голова» в лице Евкома и его структур использовалась главной советской «головой» – руководством компартии – для подавления двух других еврейских «голов» – сионистов и еврейских туземцев, представленных общинным самоуправлением.
И могло ли быть иначе, если, как пишет Джонсон [17, стр. 511], «Ленин был резким противником специфических прав евреев. „Идея еврейской „национальности“, – писал он в 1903 г. – является определенно реакционной, не только когда ее выражают ее последовательные сторонники (сионисты), но и когда она исходит из уст тех, кто пытается сочетать ее с идеями социал-демократии (бундовцы)“». Джонсон говорит о тысячах высокообразованных евреев в России и во всей Европе, которые думали так же: «Они ненавидели свое еврейство и наиболее приемлемым моральным средством избавиться от него была для них революционная борьба». Впрочем, многие русские большевики (первого призыва) не лучше относились к своей национальности. Буровский приводит [4, т. 2. стр. 202] высказывание Бухарина: «На Россию мне плевать…Слышите вы, плевать! Потому что я большевик!»
А теперь немного конкретики [74, стр. 30-31]: «30 июня 1918 г. в Москве открылся – впервые в истории русского еврейства, – Всероссийский Съезд еврейских общин… На нем был создан „Общинный центр“. В состав этого центра входило 40 членов: 16 сионистов, 6 бундистов, 5 Агудас-Израиль, 4 беспартийных…Однако, этому органу даже не пришлось приступить к деловой работе, так как летом 1919 г. Еврейский Комиссариат издал декрет о закрытии всех общин на местах и ликвидации вновь созданного общинного центра».
Вот как это происходило [102, стр. 144-145]: «В октябре 1918 г. была созвана первая конференция еврейских коммунистических секций РКП и еврейских комиссариатов…И хотя на этой конференции формально преобладали беспартийные, – их было 33 против 31 большевика, – принятые резолюции были выдержаны в нужном правительству направлении: за пролетарскую диктатуру, за борьбу с еврейскими социалистическими партиями – Бундом, сионистами-социалистами и др., сохранившими влияние среди рабочих и интеллигенции, – против хедеров и талмуд-тор и т. д.» Конференция приняла постановление, которым, в частности, уполномочила Евком «принять нужные меры к планомерной ликвидации буржуазных учреждений». А уже Евком на основании этого постановления издал декрет, в котором говорилось:
«Центральный комиссариат по еврейским национальным делам, ознакомившись с работой и деятельностью Центрального Бюро еврейских общин, а также с деятельностью самих общин, установил 1)что общины и их центральное бюро группируют вокруг себя откровенных врагов еврейского рабочего класса и завоеваний октябрьской революции, 2) что эти общины и их центральное бюро проводят позорную политику, направленную на затемнение классового сознания еврейских трудящихся масс. 3) что общины, принимая на себя проведение государственных функций, как культурную и просветительную работу, дают подрастающему еврейскому поколению вредное антипролетарское воспитание. Поэтому центральный комиссариат по еврейским национальным делам постановил:
Центральное бюро еврейских общин и все его отделы, находящиеся на территории РСФСР, – закрыть навсегда.
Все средства, а также живой и мертвый инвентарь передать местным комиссариатам».
В общем, все делалось еврейскими руками. Что еще бросается в глаза в этом документе: с первого же года своей власти, не успев еще толком укрепиться, коммунисты уже никого не подпускали даже к культурно-просветительной работе. И это восхитительное – «закрыть навсегда»…
А Буровский, не моргнув глазом, говорит [4, т. 1, стр. 165]: «Сразу после революции… сионисты были одной из сил, захвативших власть в Российской империи». Ври, да знай меру…
Аронсон продолжает (стр. 145): «К середине 1919 года ликвидация шла уже усиленным темпом. Тогда же начались… преследования против раввинов, резников, меламедов, синагогальных служек и т. д., а также против учебных заведений, носивших религиозный характер. Был также издан циркуляр Еврейского Комиссариата от 23 июля 1919 г., в котором возвещалось, что наряду с закрытием общин, „мы приступаем к ликвидации других буржуазных организаций, как сионистская организация Тарбус, Гехолуц и др.“»
Но мало того, как сообщает Костырченко [83, стр. 68], председатель ЦБ ЕС (Центрально бюро Евсекции) Диманштейн сообщил о принятом официальном документе, предусматривающем, что «буржуазные сионистские организации подлежат ликвидации», в президиум ВЧК, побуждая эту славную организацию к соответствующим действиям. Но в тот момент «большевистское руководство после бурной дискуссии пришло к следующему компромиссному решению: принимая во внимание международное признание сионистов и в то же время осознавая, что внутри страны сионизм по идеологическим соображениям принципиально терпим быть не может, одобрить в качестве оптимальной тактику негласной борьбы с Сионистской организацией России путем тайных арестов ее предводителей, административных репрессий и финансового давления. Во исполнение этой установки 27 июня тайно был создан „еврейский стол при секретном отделе ВЧК“, который стал помогать чекистам в проведении „оперативных мероприятий“ против сионистов».
Евсекции постоянно бежали «впереди дыма от паровоза» [83, стр. 70-74]: весной 1920 года их руководство «разработало специальные тезисы „О сионизме“, где, в частности, утверждалось, что сионистское движение представляет собой „исключительно вспомогательную организацию империализма, вдохновленную англо-американской еврейской плутократией“». В письме ЦБ ЕС, направленном в октябре того же года в секретариат ЦК РКП(б), говорилось: «Ввиду неосведомленности многих советских учреждений о сущности деятельности сионистских организаций им часто удается скрывать свое настоящее лицо… Центральное бюро еврейских секций находит нужным познакомить советских деятелей с деятельностью сионистских организаций и регулярно представлять материалы, касающиеся данного вопроса». Евсекции настаивали на прекращении государственных дотаций еврейскому театру «Габима», а когда наркомнац Сталин, из тактических соображений, с ними не согласился, они обвинили его в потворстве театру, служащему интересам «плутократов-сионистов».
Вероятно, между головами русского сказочного Горыныча тоже случались разногласия, но головы «трехголового еврейского Горыныча» что-то уж очень не дружно ведут работу по охомутанию несчастной Руси-России…
С весны 1920 года начались репрессии против сионистов. Костырченко приводит (стр. 70-81) целую цепь акций по разгону конференций и съездов сионистов, с арестами их делегатов. Большинство из них, правда, продержав некоторое время, отпускали под подписку о прекращении политической деятельности или, осудив, затем амнистировали. Активно применялась высылка верхушки сионистов за пределы страны. Первые годы НЭПа, пишет Костырченко, власти вообще избегали крайних мер к оппозиционным кругам.
Обнаглев от такого либерализма, сионисты в феврале 1924 года провели в Ленинграде 1V съезд своей партии, «по окончании которого ее активисты распространили десятки тысяч листовок, обличавших большевистскую власть в терроре и насилии и требовавших демократизации общества и предоставления „частному капиталу фактических возможностей участия в промышленном возрождении страны“». На этот раз по всей стране было арестовано 3,5 тысячи сионистов, из них 132 были сосланы в отдаленные края, 152 были высланы в Палестину (!), а 15 руководителей были заключены в концлагеря.
А евсекции требовали «развернуть энергичную борьбу против сионизма» на международной арене и сигнализировали властям о любой деятельности сионистов внутри страны. «С марта 1926 года начались новые аресты и высылки сионистов» (стр. 80). «После нового удара буржуазные сионисты так и не оправились. То, что раньше составляло более или менее единое целое, теперь организационно распалось и оказалось распыленным по ссылкам, лагерям, глубокому подполью и зарубежью» (стр. 81). А в 1928 году была ликвидирована крайне левая партия «Поалей Цион», которая даже переименовала себя в Еврейскую рабочую коммунистическую партию (стр. 83-84): «В ночь с 25 на 26 июня,.. взломав замки в дверях и шкафах, оперативники изъяли и вывезли на Лубянку документы, литературу, знамена, печати и другое имущество запрещенной партии… В ту же ночь прошли также обыски в квартирах руководителей и активистов „Поалей Цион“».
Надо сказать, русский почвенник Вадим Кожинов, как правило, не опускавшийся до примитивного вранья, тоже достаточно объективно оценивал положение сионистов в большевистской России [2, т. 1, стр. 254]: «Нельзя не признать, что российские сионисты после революции либо эмигрировали, либо, оставаясь под властью большевиков, рисковали подвергнуться репрессиям, что и постигло многих из них в 1920-1930-х годах». И монархист Василий Шульгин, сам называвший себя антисемитом, писал [14, стр. 43]: «Легко указать, помимо эмигрировавших евреев, массу евреев, которые страдают под игом коммунистической советской власти, страстно ее ненавидят и борются с ней». Конечно, он тоже имел в виду сионистов.
А Буровский, более всех радящийся в тогу объективного ученого, напомню, так писал о сионистской еврейской «голове»: «Эта голова существует вполне легально и совершенно открыто участвует в „социалистическом строительстве“ во вчерашней Российской империи, а ныне в СССР». На Украине есть пословица, которая в переводе на русский звучит так: «Плюнь б..ди в глаза, она скажет: дождик идет».
Но мы несколько забыли о еще одной еврейской «голове» – еврейских туземцах, то есть простых, неполитизированных евреях. Их общинная организация была разгромлена еще в 1918-1919 годах. Что их после этого объединяло? Религия, синагога. Первая кампания против еврейской религии, как отмечалось выше, имела место еще в 1919 году. В конце 20-х годов, сообщает Костырченко (стр. 85), «в ходе развернувшейся новой антирелигиозной кампании начались гонения на иудаизм, официально квалифицировавшийся как потенциальный союзник сионизма… Наряду с православными храмами безжалостно уничтожались сотни синагог… Многие религиозные деятели иудаизма подверглись репрессиям… Со свертыванием НЭПа было ликвидировано и легальное приготовление богослужебной ритуальной пищи, которой в иудаизме традиционно придается большое значение». Тут я должен поправить Костырченко: у евреев нет некоей специальной «богослужебной ритуальной пищи», повседневная пища верующего иудея должна быть кошерной: в ней не должно быть свинины, но и говядина или курятина годится не любая, нельзя употреблять в пищу рыбу без чешуи и т. д. – это целый свод правил.
Активнейшее участие в кампании удушения еврейской религии принял председатель центрального совета Союза воинствующих безбожников СССР Е. М. Ярославский. Ни один юдофоб при его упоминании не преминет отметить, что это его псевдоним. Не откажем и мы себе в удовольствии назвать его подлинную фамилию – Губельман.
Тогда же «одна за другой стали закрываться самодеятельные ассоциации еврейской общественности, занимавшиеся просветительской, благотворительной и культурной деятельностью… Были ликвидированы как буржуазные Еврейское историко-этнографическое общество, комитет Общества по распространению просвещения среди евреев…»
Оставалась еще одна ниточка, связывавшая евреев, напоминавшая им, что они один народ – язык. Но Ленин, если помните, считал идею еврейской национальности реакционной (это вообще интересный оборот – «идея такой-то национальности», такое могло прийти только в большевистскую голову). Ну, раз не должно быть еврейской национальности, значит, и языка особого не должно быть. Иврит с самого начала считался «реакционным» языком, служащим интересам еврейских клерикалов, буржуазии и сионистов», соответственно, душили его всячески. Идиш считался языком трудящихся масс, но пришла и его пора. Это, однако, уже сюжет из другой эпохи, и мы к нему обратимся позже. А пока подведем некий промежуточный итог: к чему пришло еврейство к концу 20-х годов.
Оставаясь в рамках конструкции Буровского, мы можем сказать: две «головы» еврейского Горыныча, «парившего над Русью» – «туземная» и сионистская – были к концу 20-х годов организационно уничтожены. А что же славные евкомы, представлявшие важную часть главной, советско-большевистской еврейской «головы», с таким усердием участвовавшие в уничтожении тех двух «голов»? А очень просто: выполнив свою предательскую (по отношению к еврейскому народу) роль, они стали большевистской власти не нужны.
Оглядевшись и с удовлетворением отметив, что еврейских организаций в стране не осталось, власть вдруг увидела: одна еще есть, и эта одна – евкомы! Состояли-то они из евреев! Вот как об этом пишет еврейский автор [102, стр. 147]: «Деятельность евсекций, неизменно сохранявшая боевой партийно-коммунистический характер, все же носила на себе, под пролетарским соусом, весьма ясно выраженную еврейскую национальную печать».
Дело было не только в этом, но еще и в том, что поменялась эпоха. Костырченко пишет [83, стр. 116]: «Став к концу 20-х годов полновластным хозяином в стране, получившим наряду с прочим никем и ничем неограниченную возможность проводить по собственному усмотрению национальные эксперименты, Сталин больше не нуждался в услугах таких в общем-то компромиссных организаций, как еврейские секции, состоявших в значительной мере из бывших бундовцев. К этому времени евсекции полностью исполнили определенное большевиками предназначение, установили пролетарскую диктатуру на еврейской улице, помогли советской власти побороть сионистов и до минимума свести общественную значимость и влияние еврейской религии. Тем самым еврейскую массу удалось оторвать от традиционного уклада жизни и вывести на дорогу интенсивной ассимиляции».
Поэтому я и не согласился с английским историком Д. Клиером, который считал (см. предыдущую главу): «Преимущества революции становились доступны евреям только по мере их готовности потерять свое еврейство». С преимуществами революции дело не всегда обстояло столь уж гладко, а о готовности потерять свое еврейство никого не спрашивали: сохранить его в созданных большевиками условиях было практически невозможно.
Но вернемся к судьбе евсекций [83, стр. 117]: «В ходе начавшейся 5 января реорганизации аппарата ЦК ВКП(б) наряду с другими национальными структурами Отдела пропаганды, агитации и печати без лишнего шума было ликвидировано и еврейское бюро (так в это время называлось ЦБ ЕС)». Это было 5 января 1930 года. Суть новой эпохи во многом выражена в этих выделенных мной словах. В 20-е годы и другие советские народы пережили борьбу с «буржуазными» или «феодально-байскими» уклонами, а то и с «басмачеством», но все же борьба с сионизмом по своей остроте и размаху была чем-то уникальным. Тут надо еще учесть роль, которую играли евреи в то время в народном хозяйстве страны. В циркуляре ВЧК от 1 июня 1920 года, за подписью начальника секретного отдела Лациса, местным органам ВЧК так объяснялась необходимость активизации борьбы с «еврейским буржуазным национализмом» [83, стр. 70]: «…Сионизм, охватывающий всю еврейскую интеллигенцию, если бы ему суждено было осуществиться, немедленно лишил бы нас огромнейших кадров, необходимых для воссоздания нашего народного хозяйства». То есть сионисты сманят всех стоящих евреев в Палестину.
А к концу 20-х годов все пути эмиграции были перекрыты, и борьба с «еврейским национализмом» в 30-е годы, справедливо считает Костырченко (см. ниже), при всех ее нюансах, была всего лишь частью общего наступления на права национальных меньшинств. Конец 30-х годов ознаменовался новым поворотом: евреям опять был отдан «приоритет». Но об этом в свое время.
К началу 30-х годов не только евсекции, но и «язык еврейских трудящихся масс», идиш, выполнил свою задачу. Читаем Костырченко (стр. 131): «По мере того как в СССР искоренялись сионистское движение и нелегальный иудаизм, наставали нелегкие времена для официальной идишистской культуры, которая поддерживалась советскими властями только как альтернатива сионистскому гебраизму. Поскольку идишизм мог препятствовать полной ассимиляции еврейского населения (а именно в этом заключалась суть решения еврейского вопроса по-сталински), он со временем стал восприниматься советским руководством как нечто подобное уничтоженному сионизму – потенциально питательная среда еврейского национализма, объявленного вне закона. Поэтому на смену преференций в отношении идишистской культуры приходит латентная политика ее постепенного удушения».
Эмансипация евреев и в западных странах вела к некоторому ослаблению национального начала в еврейском населении и постепенной его ассимиляции, но все же на Западе еврей может занимать любой пост, оставаясь даже верующим иудаистом. В СССР все происходило иначе (стр. 131-132): «Отход еврейства от национальной культуры хотя и был во многом вполне естественным процессом, тем не менее не означал, будто власти его не стимулировали со своей стороны. Отдельные административные меры в этом направлении стали приниматься с конца 20-х – начала 30-х годов. Именно тогда начали сгущаться первые грозовые тучи над идишистской культурой. Причем главным образом в Белоруссии и Украине, то есть там, где она была развита в наибольшей степени».
Смену настроений во властных структурах сразу сказалась в школьном деле. Этот процесс прослежен в работе [105, стр. 245-246]: «1923-1930 годы характеризуются ростом числа еврейских школ и числа учащихся в них… Это были годы принудительной идишизации. В 1924-1928 г.г. не считались с желаниями детей и их родителей и перевели на идиш ряд школ. Только в 1928-1930 г.г. попытки заставлять еврейских детей посещать школы на идиш постепенно ликвидировались».
Автор этой работы, Юдел Марк, подметил интересное явление, объясняющее, почему в Белоруссии и Украине так настойчиво проводилась идишизация школ (стр. 247): «В течение 20-х годов и в начале 30-х украинцы и белорусы фактически получили культурную автономию. Они не хотели, чтобы еврейские дети стали в школе носителями… русификации. Перед еврейскими детьми была альтернатива: либо идти в школы, где школы ведутся на белорусском и украинском языках, не вызывавших к себе никакой симпатии у евреев, – либо идти в еврейские школы». Был (есть и сегодня) такой грех евреев перед народами имперских окраин: они отдают предпочтение языку имперской нации и объективно, случается, выступают более усердными великодержавниками, чем представители самой этой имперской нации.
А сейчас запомним, когда наметился перелом: уже в 1928-1930 годах детей перестали заставлять идти в еврейские школы. А уже и родители в большинстве случаев не рвались отдавать их в эти школы, ибо альтернативой этому были не обязательно украинская или белорусская школа, но и все более – русская (стр. 248-249): «С 1933-34 учебного года все в еврейской школе переменилось… Еврейские дети стали наполнять русские школы на Украине и в Белоруссии, и наступила полоса быстрого упадка еврейской школы». 1931-1936 года автор определил для еврейской школы как «период постепенного упадка», а 1936-1939 годы – как «период ускоренного упадка и еще более ускоренного внутреннего оскудения».
Уже и местные власти под напором из центра никого не тащили в еврейские школы, напротив: «Даже когда бывали случаи стремления родителей сохранить еврейскую школу, власти этого не допускали. В 1940 году группу родителей из Минска была сослана за такое „преступление“, как подача петиции о сохранении единственной, еще уцелевшей, еврейской школы».
Та же картина наблюдалась и в литературе: если ранее в ссылки и лагеря шли еврейские литераторы, писавшие на иврите (гебраисты), теперь за ними потянулись идишистские литераторы. Юдель Марк в другой работе сообщает [106, стр. 227]: «В 1936-1938 г.г., в годы „чисток“ еврейская литература понесла немало жертв. Счет им еще не подведен».
Итак, «парящий над Русью трехголовый еврейский Горыныч» имени Буровского оказался не более реальным, чем его (Горыныча, а не Буровского) сказочный прототип. Но у него (у Буровского, а не Горыныча) есть и другие варианты. Вот он пишет [4, т. 2, стр. 389] о «той на 90% еврейской кодле, что варила из русских костей свое ведьминское варево с 1922 по 1941 год, в это самое страшное двадцатилетие русской истории». Захватила «еврейская кодла» власть в стране и измывается над русскими людьми нещадно. Но главная власть в Советской России – это кто? Отнюдь не правительство, как в других странах, а Политбюро ЦК ВКП(б). Как говорилось выше, в Политбюро уже в 1926 году не осталось ни одного еврея. Правда, в 1930 году членом Политбюро был избран Каганович, но о нем Кожинов пишет (стр. 284), что его «склонны рассматривать как чисто показную фигуру, долженствующую демонстрировать отсутствие “антисемитизма”». Известно: Лазарь Моисеевич был полной марионеткой в руках Сталина.
Обратимся к цифрам. По данным Кожинова [2, т. 1, стр. 284], к 1928 году из 9 членов Политбюро 7 были русскими, 1 грузин и 1латыш, к 1931 году – 5 русских, 2 грузина, поляк, латыш и еврей, к концу 30-х годов – 6 русских, грузин, армянин и еврей (все тот же Каганович). То есть 90% членов Политбюро были не евреями – с точностью до наоборот тому, что утверждает Буровский.
Обращаюсь к господину Буровскому, если он когда-нибудь прочтет мое сочинение: поздравляю вас, господин хороший, вы опять грубо и нагло соврамши!
Я уже отмечал не раз: с доказательной базой у господ русских юдо-озабоченных не густо, чаще всего их «аргументация» сводится к общим фразам, как в данной главе было проиллюстрировано на примере историка/философа Буровского. Но есть считанные источники, данные из которых почти каждый из них мусолит (именно потому, что других, данные из которых подходили бы для их целей, нет: данные Мельгунова, например, они в упор не видят). По периоду Революции и Гражданской войны главным источником, как я уже не раз отмечал, для них служат труды Василия Шульгина, по периоду 30-х годов эту роль играют сочинения Андрея Дикого (Зинкевича), деятеля власовской РОА. Один из его трудов – книга «Правители и вельможи СССР». На нее ссылается Шафаревич в своей «Русофобии» [30, глава 8]: «Положение в 30-е годы можно представить себе, например, по спискам, приведенным в книге Дикого. Если в самом верховном руководстве число еврейских имен уменьшается, то в инстанциях пониже влияние расширяется, уходит вглубь».
Буровский воспроизводит [4, т. 2, стр. 244-247], спасибо ему за это, весь список Дикого, включающий «135 фамилий евреев, являющихся ведущими сановниками и вельможами СССР перед второй мировой войной». Вранье начинается с первых слов, причем даже, вероятно, не намеренно, а просто по свойственной историку небрежности: в действительности, как выясняется из текста, список этот относитя к 1936 году – в 1937- 1938 годах практически все его фигуранты пошли под расстрел. Так что перед войной «ведущими сановниками и вельможами СССР» были совсем другие люди.
Список позволяет усомниться в верности утверждения Кожинова о том, что «в середине 30-х годов около половины наркомов составляли евреи». Из наркомов в нем названы только 3 еврея: иностранных дел Литвинов, внутренних дел Ягода (эти двое Буровским почему-то названы «министрами») и внешней торговли Розенгольц, заместителей наркомов – 4. А в основном он включает должностных лиц среднего ранга – начальников главков и отделов наркоматов. Но много и таких «сановников»: «начальник Свинтреста и московских столовых», еще – «начальник объединения московских столовых», и еще – «директор треста столовых в Москве». Ну, Москва – столица. Но есть в этом списке «начальник объединения столовых Донской области», «директор городской торговли в Ростове-на-Дону», «начальник внутренней торговли в Баку». Но в СССР было больше ста областей и еще больше городов, сколько же начальников и директоров такого ранга было по стране? Из них всего несколько человек оказались евреями. И, надо полагать, в столице Азербайджана Баку была масса начальников рангом повыше «начальника внутренней торговли». Назван он один. Можно из этого заключить, что все остальные были неевреи?
Или перечислены руководители промышленных предприятий: «главный инженер завода „Орджоникидзе“», «директор паровозостроительного завода в Ворошиловграде», «начальник мастерских завода „Джержинский“», «начальник треста «Продмашина». Только за годы предвоенных пятилеток в СССР было построено 9 тысяч крупных предприятий, и на каждом были директор, главный инженер, начальник мастерских. Или такие «вельможи» перечислены: «уполномоченный комиссариата продовольствия для Ленинграда», «заместитель начальника политчасти Северо-Кавказского ВО» и т. д. Совершенно очевидно, что таких «ведущих сановников и вельмож» в Союзе с его 15 республиками, массой областей, городов, предприятий наберется много тысяч. И из них всего 135 евреев…
Не менее очевидно, что «список Дикого» ровным счетом ничего не доказывает – из того, что силился доказать сам его составитель и его последователи Шафаревич и Буровский. Но примем без всяких доказательств утверждение Кожинова о том, что в середине 30-х годов «около половины наркомов», а также множество их заместителей, начальников главков и т. д. были евреями. Доказывает ли это, что евреи властвовали над Россией?
Вспомним, что писал Николай Шульгин (см. главу 30): «Русский народ вовлек евреев в революцию в своих, русских целях. И он эти цели реализовал, используя евреев в роли социального амортизатора». И Василий Шульгин писал, что Ленин в революции «оседлал еврейского кита».
Собственно ту же мысль выразил Кожинов: [2, т. 1, стр. 276]: «До 1917 года евреи занимали в верхах большевистской партии сравнительно скромное место… евреи особенно “понадобились” тогда, когда речь пошла уже… о власти», то есть о захвате и удержании власти. А вот что он пишет о ситуации 1926 года, когда в Политбюро не осталось ни одного еврея (стр. 287): «В наиболее общем и глубоком смысле конец “еврейского засилья” в Политбюро означал, что их роль – притом роль, как говорилось выше, закономерная, даже необходимая – уже сыграна».
А это уже о середине 30-х годов, когда, по его словам, «около половины наркомов» были евреями (стр. 264): «К этому времени все понимали, что высшей властью в стране является не Совнарком, а Политбюро, которому всецело подчинены эти наркомы-евреи».
Складывается очень четкая картина: русское большинство в стране использует евреев так, как оно считает нужным в каждый данный момент. Вернемся к приведенной чуть выше фразе из «Русофобии» Шафаревича: «Если в самом верховном руководстве число еврейских имен уменьшается, то в инстанциях пониже влияние расширяется, уходит вглубь». Все верно: власть взята, укреплена, теперь мы без евреев с властью справимся, но требуются толковые, грамотные исполнители – надо же народное хозяйство, науку, культуру развивать. А выше говорилось: интеллигенции в стране – что русской, что еврейской – осталось мало, нужно ее все больше, а евреи быстрее других из полуинтеллигентов, а то и вовсе из не интеллигентов превращаются в интеллигентов, во всяком случае, – в специалистов. Пусть тянут воз…
Свидетельствует [71, стр. 456] Генри Пикер, стенограф Гитлера: «Сталин в беседе с Риббентропом не скрывал, что ждет лишь того момента, когда в СССР будет достаточно своей интеллигенции, чтобы покончить с засильем в руководстве евреев, которые на сегодняшний день пока еще ему нужны». Разговор этот, как известно, происходил в 1939 году. Лет через 10 Сталин счел, что у него своей, то есть русской интеллигенции достаточно, и начал тотальное очищение от евреев всех сфер жизни.
То есть каждый раз, когда в СССР в какой-то сфере оказывалось возможным обойтись без евреев, от них тут же избавлялись. Уже только это говорит о том, что не они были в стране подлинными властителями.
Излюбленная тема русских юдофобов – засилье евреев в советской тайной полиции. Как обстояло дело в этой области в 30-е годы? Кожинов [2, т. 1, стр. 336] и Кричевский [92, стр. 343] приводят из одного и того же источника данные о национальном составе местных органов госбезопасности (без главного управления) на 1 марта 1937 года. Из общего числа 23857 человек было: русских – 15 570 (65,3%), украинцев – 2509 (10,5%), евреев – 1776 (7,4%), белорусов – 980 (4,1%)… Латышей и поляков осталось всего ничего.
Кожинов сетует на то, что не выделен состав руководящих работников органов. Можно не сомневаться, что среди них процент евреев был выше, чем в общем составе. На это косвенно указывают приводимые Кричевским (стр. 344) данные о составе награжденных к 20-летию ВЧК – ОГПУ – НКВД (опубликованы в «Известиях» 20 декабря 1937 года). Из 407 награжденных ответственных сотрудников евреев было 56 (13,8%), латышей – всего 7 (1,7%).
Но вот что странно: Кричевский приводит еще (видно, из того же источника, что и данные 1937 года) национальный состав к началу 1940 года именно центрального аппарата НКВД, но эти данные Кожинова не заинтересовали. Почему, можно догадаться, вот эти цифры: русских – 84%, украинцев – 6%, евреев – 5%, всех остальных – крохи. Кстати, и среди награжденных в декабре 1937 года русских, вероятно, было не намного меньше (Кричевский эту цифру не приводит, но кто же там еще мог быть). Конечно, Кожинову такие данные не интересны…
Не совсем понятно, почему Кожинова так волновал состав руководящих кадров ГБ, ибо данные о самой их верхушке ему были известны [2, т. 1, стр. 335]: «29 ноября 1935 года в газете “Известия” было опубликовано сообщение о присвоении “работникам НКВД” высших званий – Генерального комиссара и комиссаров Госбезопасности 1 и 2-го рангов (соответствовали армейским званиям маршала и командармов 1 и 2-го рангов, – то есть, по-нынешнему, маршала, генерала армии и генерал-полковника). И из 20 человек, получивших тогда эти верховные звания ГБ, больше половины, – 11 (включая самого Генерального комиссара) были евреи , 4 (всего лишь!) – русские, 2 – латыши, а также 1 поляк, 1 немец (прибалтийский) и 1 грузин».
То есть, если из наркомов того времени, по его данным, евреев было «около половины», то верхука госбезопасности была укомплектована евреями даже чуть более чем наполовину. Правда, по данным Абрамова [93, стр. 58-59], изучившего вопрос очень глубоко, евреев среди этих 20 было не 11, а 10. Он также указывает, что из 6, удостоенных звания комиссара 1-го ранга, был только 1 еврей. Но из 13 комиссаров 2-го ранга евреев было 8. Абрамов приводит также данные по комиссарам 3-го ранга (которых нет у Кожинова). Их было 20, в том числе 11 евреев.
В общем, эти данные позволяют говорить о «господстве» или «засилье» евреев в руководстве НКВД – при условии, если руководствоваться голыми цифрами. Но, во-первых, как неоднократно отмечает Абрамов (стр. 56, 60 и др.), формирование группировок в «органах» (как, очевидно, и в партии) шло по политическим, личным мотивам, но отнюдь не национальным. А во-вторых и в-главных – сколько длилось это «господство» или «засилье»? Генрих Ягода и всего-то два года – с 1934 по 1936 – был наркомом внутренних дел. А что вскоре произошло со всей этой когортой высших охранителей режима, сообщает опять же Кожинов (там же): «Из этих двух десятков людей, которые – подобно множеству других деятелей того времени – были и палачами, и, затем, жертвами, уцелел тогда (чтобы быть расстрелянным позднее, в 1954 году) только грузин С.А.Гоглидзе». Вы не забыли: высших званий они были удостоены в самом конце 35 года, а уже в 1937 году 19 из них пошли под нож…
Вот что об этом пишет Кричевский [92, стр. 343]: «Изменения второй половины 30-х были связаны с волной репрессий, обрушившихся на НКВД после крупных политических процессов 1936-1937 гг. Так, были арестованы и уничтожены почти все начальники управлений НКВД, их заместители, следователи – все, принимавшие непосредственное участие в подготовке и проведении московских процессов 1936 г., знали или могли знать тайны этих процессов… По делам арестованных сотрудников НКВД обычно не велось никакого серьезного следствия. Стандартными были обвинения в троцкизме и шпионаже, за которыми следовал расстрел без суда».
Это вам ничего не напоминает? Правильно, нравы в среде бандитов, килеров, организованной преступности. Киллера, выполнившего заказ, убирают, затем убирают того, кто убрал его, – чтобы никаких следов не осталось. То есть вся разнонациональная свора была изначально предназначена для того, чтобы выполнить грязную работу и – исчезнуть. Похожи эти люди на властителей? Эти бараны дали себя уничтожить, не оказав даже никакого сопротивления. Нужны ли еще доказательства того, что не в их руках была подлинная власть в стране?..
В заключение главы обратимся к тому, кого Абрамов иронически назвал [93, стр. 87] «источником энциклопедических знаний Солженицына» по вопросу о «засилье евреев» в СССР в 30-е годы. Это все тот же Андрей Дикий, который, как мы знаем, был кладезем знаний по этой теме для всех русских юдофобов. Выше мы рассказывали, как он сфабриковал список «ведущих сановников и вельмож СССР», куда зачислил, в основном, людей с еврейскими фамилиями, занимавших довольно малозначительные в масштабах страны должности. Абрамов рассказывает (стр. 81-92), какими методами Дикий сварганил список евреев – руководящих работников ОГПУ – НКВД в книге «Русско-еврейский диалог».
Первый метод – зачислить в евреи всех работников «органов» с «нерусской» фамилией. Вот он пишет (а Солженицын и прочие юдофобы это с аппетитом заглатывают): «Всеми тюрьмами страны ведает Хаим Апетер». А Абрамов сообщает, что начальником главного управления тюрем действительно был Апетер, но звали его не Хаим, а Иван Андреевич, и был он сыном латышского крестьянина. Зачислил Дикий в евреи и уполномоченного ОГПУ по Дальневосточному краю Т. Д. Дерибаса, сына русского крестьянина Полтавской губернии. Значится у него в списке и еврей уполномоченный по Средней Азии некто Пилер, который по советским документам проходил как Роман Пилляр, а на самом деле был немецко-польским дворянином бароном Ромуальдом-Людвикасом Пиллар фон Пильхау. Стал у него евреем уполномоченный по Ленинградской области Заковский, настоящее имя которого Генрих Эрнестович Штубис (латыш). То же самое произошло с русскими Госкиным Михаилом Федоровичем, Л. Н. Захаровым (который взял себе псевдоним Мейер в память о погибшем на войне друге-еврее), поляком Л. Д. Вулем и т. д. – всего таким образом переведено из русских, поляков, латышей, немцев, белорусов в евреи десятка два чекистов только самого высоко ранга.
Выше мы уже говорили о том, что это застарелый прием русских юдофобов, начиная еще с Василия Шульгина, – записывать в евреи всех «нехороших» людей с «нерусскими» фамилиями. Вот и Кожинов пересказывая [2, т. 1, стр. 369] публикацию «Аргументов и фактов» 1993 года, приводит ответ представителя «органов» на вопрос: «Известно ли, кто был самым жестоким палачом в истории КГБ?» Ответ гласил: «В чекистской среде им считают Софью Оскаровну Гертнер, в 1930— 1938гг. работавшую следователем Ленинградского управления НКВД и имевшую среди коллег и заключенных ГУЛАГа кличку “Сонька Золотая Ножка”». Сюжет этот пересказан Кожиновым в разделе, где речь идет о роли евреев в «органах» в 30-е годы, и, хотя национальность „героини“ не названа, он явно создает впечатление, что она еврейка. Но это весьма сомнительно. И фамилия Гертнер, и тем более имя Оскар – не еврейские, а немецкие или латышские. Абрамов в своей книге приводит не только имена и фамилии сколько-нибудь известных чекистов еврейского происхождения, но и их краткие биографии. Гертнер среди них нет. Но еще одна тень на евреев Кожиновым брошена…
Вернемся, однако, к Дикому. Вторая составляющая его творческого метода – просто-напросто фантазия. Вот в том же списке значится уполномоченный ОГПУ по Северо-Кавказскому краю Фридберг (даже без инициалов). Абрамов против него пишет – «мифическая личность». Вот целый список из 44 имен «видных работников ОГПУ-НКВД, большинство из которых отмечены как евреи. Абрамов пишет, что только 14 из них – это реальные работники «органов», из них 9 – русские, латыши, поляки – «все остальные взяты в лучшем случае из газет и к органам ВЧК-НКВД отношения не имели». То есть автор выискивал в советских газетах людей с фамилиями, похожими на еврейские, и «зачислял» их в ВЧК, ОГПУ, НКВД…
Есть случаи просто анекдотические. Абрамов приводит (стр. 83) цитату из Солженицына: «Много послужил отождествлению образа еврея и чекиста “солдатский вождь“ 1917 года Борис Позерн, комиссар Петрокоммуны, вместе с Зиновьевым и Дзержинским подписал 2 сентября 1918 воззвание о „красном терроре“». Абрамов комментирует: «Позерн не был ни евреем (немец), ни чекистом – он никогда не служил в ЧК-НКВД». Пример этот как нельзя лучше иллюстрирует: отождествлению образов еврея и чекиста «много послужили» не столько реальные чекисты-евреи, сколько их «образы», нарисованные Шульгиным или Диким и растиражированные затем солженицынами, шафаревичами, буровскими и иже с ними – несть им числа. Уж кому-кому, а Солженицыну должно быть стыдно за участие в этом грязном деле.
Резюмируем. Верховная власть в СССР, которая одна имеет решающее значение в тоталитарных государствах, никогда, вопреки утверждениям антисемитов, не принадлежала евреям. Из высшего эшелона власти они были удалены уже в середине 20-х годов, а затем, учитывая их обучаемость и деловые качества, власть широко использовала их на средних и низших уровнях управления, пока их некем было заменить. В жесткой системе власти они были не более чем исполнителями, а при случае – и очень удобными козлами отпущения. Сыграв роль батраков и маклеров советской власти, они достаточно скоро вернулись на привычное для них в России положение с трудом терпимого в государстве элемента.